Звенья одной цепи
Шрифт:
– Да.
– А верить?
– А я и так верю.
Он чуть наклонил голову, словно это позволяло лучше вглядываться в мое лицо.
– И во что же? Поделитесь, будьте любезны.
– В справедливость Божа и ветреную милость Боженки. В рассветы и закаты. Верю, что вы скажете мне лишь то, что захотите. А еще верю, что отвечу на все ваши вопросы, но только то, что смогу.
Пеговолосый расхохотался:
– Вам слишком долго приходилось молчать, верно?
– Да, но…
– Только человек, вынужденный большую часть своей жизни слушать, а не говорить, не сможет устоять
– Разве это было приглашение?
Конечно, он не ответил, следуя собственному, ранее оглашенному правилу. А я вдохом спустя понял, что сморозил очередную глупость.
Ни мундира, ни медальона, ни приказа, отданного начальственным лицом или изложенного на бумаге. Передо мной сидит просто человек, и, если бы нашей встречи в тюрьме не состоялось, я бы и понятия не имел, с кем разговариваю. Но с другой стороны, почему-то кажется: не было бы встречи, не появилось бы и нужды в разговоре.
Что ему от меня понадобилось? Уличить во вранье? Вынудить признаться? Вряд ли, иначе давно бы уже перевел беседу в требуемое русло, а мы продолжаем говорить на темы, касающиеся… Вернее, почти ничего не касающиеся. Может быть, спросить прямо? Хотя в ответах мне ведь все равно отказано.
– Если у вас есть вопросы, спрашивайте, а не ходите вокруг да около.
– Вы куда-то торопитесь?
Нет. Наоборот, с ужасом жду момента, когда мне придется встать и шагнуть за порог кабинета. Шагнуть в неизвестность. В «никуда», которое превратится в «где-то», лишь когда я там окажусь.
– Не тороплюсь. Но чем быстрее закончится эта жизнь, тем скорее может начаться другая.
– Вы настолько недовольны прошедшими годами?
Недоволен. Правда, не годами, а собой. Время как раз было проведено с пользой, а шансов вступить в лучшее будущее оказалось с избытком. И кто все испортил? Я сам.
– Они прошли.
– Мимо?
Никак не могу понять, до чего он пытается докопаться. Постичь глубины моего разума? Так там донышко просвечивает, даже пятки не намочишь. Ищет умыслы и намерения? Умысел только один: жить спокойно и сытно.
– Со стороны виднее.
Пеговолосый хмыкнул:
– Виднее. Хотя смотрю я на вас и, как ни стараюсь, кое-чего разглядеть не могу.
– Может, не туда смотрите?
– Может быть… Что ж, спрошу прямо. Чего вы хотите от жизни?
Или я совсем отупел на сопроводительской службе, или меня желают завербовать. Именно ответом на прозвучавший вопрос открываются Двойные врата Боженкового лабиринта.
– Немногого.
– Например?
– Покоя.
Я бы на его месте непременно пошутил, предложив обеспечить мне покой из разряда вечных, но золотозвенник почему-то остался совершенно серьезен.
– Вы уверены?
– Да.
– И вам не будет скучно после стольких лет, проведенных в постоянном напряжении, вдруг оказаться вдалеке от шумной и переменчивой жизни?
А ведь в самом деле… Те два дня, что я ждал послания из Наблюдательного дома, не заполненные ничем, кроме вынужденного ожидания, показались мне почти вечностью. Правда, особой скуки я не испытывал, скорее наоборот, словно провалился в какую-то пустоту, не приносящую ни тепла, ни холода, но
– Не будет.
– Подумайте хорошенько, эрте Мори. Это будет только ваше решение.
Интересно, почему он так настойчив? Старается обезопасить собственный зад на случай, если я вдруг заартачусь? Очень странный разговор. Очень туманный. Но, несмотря на всю его неясность, страха так и не возникло. Впрочем, меня и не пытались напугать, скорее, отговорить, сбить с толку, подергать за ниточки, торчащие из спутанного клубка души. Пеговолосый очень хочет быть уверенным. Но в чем? Или… в ком?
– Я устал, эрте. Можете верить, можете не верить, ваше право. Я десять лет следовал за Ведущими всех рангов и мастей, постепенно переставая понимать, зачем это делаю. Я честно исполнял свою службу, но даже мундир со временем изнашивается, а люди ничем не лучше мундира, который носят.
– За подобные слова вас следовало бы продержать в тюрьме весь остаток дней.
– Вы кликнете стражу сейчас или чуть позже?
Золотозвенник подошел ко мне вплотную, но снова в его движениях и в тоне голоса не оказалось и намека на угрозу:
– Вы хотите чего-нибудь по-настоящему? Подумайте еще раз. Закройте глаза, всмотритесь в картинку, которую увидите вокруг себя, и скажите: чего вы хотите?
То ли он был удивительно убедителен от природы, то ли в ход пошли особые снадобья, которые никто не мешал «багряному» рассеять в воздухе кабинета, но я подчинился настойчивому требованию, хотя в глубине души рассмеялся его детской наивности.
Что можно увидеть за закрытыми веками?
Оказалось, многое.
Темную пелену вдруг прочертили лучи света: это чья-то рука тронула занавеску на высоком окне и сдвинула в сторону, освобождая путь солнечному теплу. Женщина. Уже немолодая, но все еще прекрасная. А может, мне так только кажется, потому что… я люблю ее. И она любит. Черты лица расплываются в дымке на границе тени и света, но глаза, смотрящие на меня, спокойные и счастливые. За окном видны всполохи красных и белых пятен, разбросанные по густой зелени. Сад? Должно быть. Цветущий летний сад. И я обязательно прогуляюсь по нему, только не сейчас, потому что на стуле, выдвинутом из-за украшенного затейливой резьбой стола, меня ждет форменный мундир, цвета которого я никак не могу разобрать, но в складках ткани определенно что-то мерцает, словно звездочка посреди ночного неба…
– Я хочу оказаться в лучшем месте, чем бывал прежде.
Пеговолосый удовлетворенно выдохнул, как будто мой ответ, добытый с таким трудом, стоил по меньшей мере половины сокровищ всего мира.
– Такое место есть. И оно уже ждет вас.
Коридор, по которому мы шли, был настолько узким, что едва позволял двум не особенно широким мужчинам идти рядом друг с другом, не соприкасаясь плечами.
– Я не скажу всего, что вам должно знать, у меня слишком много других дел, требующих внимания. Но часть разъяснений вы получите уже по прибытии, а часть найдете сами, если хорошенько поищете. Хотя буду откровенен: возможно, вам хватит и уже подготовленных сведений.