Звенья разорванной цепи
Шрифт:
— Большие взятки дают, мерзавцы!
Светлейший князь рассмеялся:
— Вот она, посконная правда! А султанские чиновники в Стамбуле ноют, будто мы в Крыму их единоверцев притесняем.
— Борьба с местной коррупцией — не мое дело, — помолчав, ответила Анастасия. — Естественно, пока они не начнут продавать туркам наши военные секреты. Разбирательство насчет земли в деревне Учкуй к данной категории не относится. Я ездила туда и все проверила.
После сытного завтрака генерал-фельдмаршал был настроен благодушно. Он промокнул губы салфеткой, бросил ее на стол и улыбнулся курской дворянке:
— Душа моя, я искренне радуюсь твоим успехам, но полуденные края тебе придется на некоторое время покинуть.
— Я уже догадалась.
— Конечно, ты — человек опытный.
— Куда теперь благоугодно будет вам, ваша светлость,
— Нет, не волнуйся. Не в Турцию. Есть много других стран и городов, нас интересующих. Например, Вена…
Часть стены в кабинете Главнокомандующего Южной армией закрывали темные шторы. Светлейший князь подошел, резко дернул за шнур, и они раздвинулись. Под шторами находилась большая, мастерски нарисованная и раскрашенная карта. Она изображала весь театр военных действий кампании 1789 года. От голубого Черного моря с крепостями Кинбурн, Очаков и Гаджи-бей темно-коричневые нити дорог уходили по желтоватым степным пространствам вверх на север, к галицийским городам Черновцы, Хотин, Липканы. Густо-бежевым цветом картограф обозначил предгорья Карпат, салатовым — долины рек Сирет, Бырлад, Путна, Дунай. Квадратики разных группировок войск имели разные цвета: австрийцы — ярко-синий, турки — ярко-зеленый, русские — ярко-красный. Черные стрелки, сплошные и прерывистые, указывали маршруты их передвижений, скрещенные мечи — места боевых столкновений.
— Австрийцы вместе нами воевали неплохо, — Григорий Александрович остро заточенным карандашом обвел на карте названия «Фокшаны» и «Рымник», где виднелись скрещенные мечи. — Однако мы имеем сведения, что политика императора Иосифа Второго, всегда выступавшего за союз с Россией против Турции, больше не находит поддержки в австрийском обществе. Когда его армия побеждала османов, всем все нравилось. Но при малейшей неудаче наши отношения могут измениться, и тогда русские останутся одни в войне на два фронта: со шведами — на севере и с турками — на юге. Этого нельзя допустить…
— Вы хотите, чтобы я повлияла на коварных австрияков? — удивилась Аржанова.
— Ну, положим, не вы одна. Просто Ее Величество находит полезным пребывание в Вене наших людей, умеющих добывать ценные сведения, завязывать полезные знакомства, например, в Министерстве иностранных дел, и пристально наблюдать за событиями, как при дворе императора, так и за пределами его.
— Да, цель благородная, — курская дворянка с усмешкой на устах продолжала разглядывать карту.
Ярко-зеленые квадратики по количеству преобладали над ярко-синими, сгруппированными в Галиции, Трансильвании, Румынии и Болгарии, и ярко-красными, занимавшими место на желтоватых и салатовых пространствах Северного Причерноморья и в долинах рек. Чего-чего, а воинов, пусть и плохо обученных, султан Селим Третий имел в достатке и армии высылал против кяфиров стотысячные. Только стойкость и мужество, присущие северным народам, могли остановить дикий порыв толп его янычар и феодальной конницы «спаги». Из пушек турки стреляли плохо и обычно надеялись на рукопашную схватку.
— Вижу, вы не слушаете меня, ваше сиятельство! — Потемкин-Таврический снова задернул шторы, скрывавшие карту, и подошел к столу, где по-прежнему сидела Флора.
— Нет, я слушаю.
— Из вашего последнего письма я усмотрел, что в новом путешествии вам нужен помощник.
— Помощник? Да, возможно… — она рассеянно кивнула.
— Через десять минут этот человек будет здесь. Его зовут Якоб-Георг фон Рейнеке.
— Вы уже однажды давали мне помощника. Помните? Его звали Анджей Кухарский, польский дворянин, имевший поместье близ города Рогачева. Его пришлось оставить в Стамбуле, на дне бухты Золотой Рог. Теперь у вас на примете немец. А нельзя ли найти моего соотечественника для исполнения столь деликатных поручений?..
Расхаживая по кабинету, Анастасия произнесла короткую, но пылкую речь. Григорий Александрович несколько раз пытался вставить свое слово, но курская дворянка ему такой возможности не дала. Закончила она, для убедительности энергично постукивая кулаком в грудь генерал-фельдмаршала и в третий раз объясняя, что не желает более подвергать напрасному риску ни собственную жизнь, ни конфиденциальную работу, ей порученную. В подобном положении их застал камердинер Иван, вошедший с докладом.
— Надворный советник [10] Якоб-Георг фон Рейнеке, — произнес слуга.
10
Надворный
— Проси! — приказал Потемкин.
Аржанова постаралась придать лицу спокойное выражение. Какие бы споры ни возникали между ней и светлейшим князем, посторонний человек знать о них не должен.
Отец Якоба-Георга фон Рейнеке действительно перебрался в Россию из Пруссии при царе Петре. Сам Якоб-Георг родился уже в столице нашей страны и являлся потомственным дворянином Санкт-Петербургской губернии, по вероисповеданию лютеранином-евангелистом. В возрасте восемнадцати лет он закончил Дерптский университет и поступил чиновником в Государственную коллегию Иностранных дел. Первая русско-турецкая война многих молодых храбрецов вдохновила на перевод из статской службы в военную, и фон Рейнеке был в их числе. С чином поручика его сперва определили в кавалерийский полк. Но гораздо дольше прослужил он в штабе командующего армией графа Румянцева, где занимался секретной перепиской, поскольку знал четыре языка. Там же, в штабе армии, фон Рейнеке познакомился с никому неизвестным тогда генерал-майором Григорием Потемкиным.
Пока светлейший князь представлял ее будущего помощника, курская дворянка довольно-таки бесцеремонно того рассматривала. Надворный советник имел высокий рост, худощавую, но крепкую фигуру, светлые волосы и голубые глаза. Лицо его, несколько удлиненное, с прямым носом и твердо сжатыми губами производило, впрочем, весьма приятное впечатление. «Живет в России, служит России, но по внешности — вылитый немец!» — с удивлением думала Аржанова.
Она невольно сравнивала Якоба-Георга с Анджеем Кухарским, без которого предыдущая ее операция «Секрет чертежника» едва ли бы осуществилась. Вздорный нрав, чисто польская заносчивость и гордыня, а также пристрастие к алкоголю, обнаружившееся уже после их отъезда из России, сделали Кухарского трудным партнером. Истинные его планы и замыслы остались неизвестными. Однако он пытался помешать Флоре, когда чертежи военного инженера Лафита Клаве находились у нее в руках. Но шутки с Аржановой плохи, и за предательство поляк поплатился жизнью.
Между тем, сказав несколько слов Анастасии о фон Рейнеке, ему — об Аржановой, Главнокомандующий Южной армией закончил традиционное представление пожеланием успеха верным слугам самодержицы Всероссийской при исполнении нового ее поручения. Тут следовало им самим каким-то образом отреагировать на его слова, и курская дворянка, шагнув к надворному советнику, протянула ему руку и сухо произнесла:
— Рада познакомиться с вами.
Поскольку княгиня Мещерская была в пехотном мундире и с офицерской наградой, то Якоб-Георг секунду колебался: то ли поцеловать ей руку как светской даме, то ли просто пожать, как принято сие у однополчан. Он совершенно правильно выбрал последнее, и она сразу ощутила силу и жесткость его ладони. Но и рука Флоры не отличалась ни податливостью, ни мягкостью. На мгновение они посмотрели прямо в глаза друг другу и одновременно усмехнулись чему-то. Может быть, сходству своих характеров.
— Господа! — обратился к ним Потемкин-Таврический. — Сегодня вечером здесь состоится бал с выступлением знаменитой французской певицы Луизы Дюваль. Милости прошу пожаловать на мой праздник…
Григорий Александрович, пристально наблюдавший за их поведением, понял, что его страстная возлюбленная скандала уже не устроит. Это светлейшего обрадовало. Он достал из ящика письменного стола два пригласительных билета, украшенных изображением роскошного княжеского герба, и передал им.
Балы у Потемкина Аржанова посещала неоднократно. Она бывала и в Санкт-Петербурге, в Аничковом дворце на Невском проспекте, и в Херсоне, в доме губернатора, и в Кременчуге, где штаб-квартира Главнокомандующего Екатеринославской армией располагалась в трехэтажном большом особняке предводителя местного дворянства. Организаторский талант Григория Александровича проявлялся во всем блеске не только в многотрудной работе по освоению огромного южного края, сравнительно недавно присоединенного к Империи, но и в мероприятиях камерных, вроде увеселения на закате дня с танцами, музыкой, выступлениями артистов и обильным ужином, завершающим вечер.