Зверь на престоле, или правда о царстве Петра Великого
Шрифт:
«…Петр писал князю-кесарю, прося слать еще людей, — «зело здесь болеют, а многие и померли». Шли и шли обозы, рабочие, колодники...» [135, с. 472].
Так что фраза эта теперь вовсе не удивительна — термин «рабочие» в петровском понимании и есть — «колодники»! А скованный по рукам и ногам человек даже хворост в его лесу воровать не сможет — он скован, и, как придет зима, так просто закоченеет и умрет от холода. Тихо и без шума.
И вот откуда этих «колодников» каждый год новых набирали:
«Самые разнообразные окладные и неокладные налоги, существовавшие при Петре, не были поставлены в соответствие с действительною платежною способностью;
А ежели кто задумает над таким несчастным человеком, предназначенным на убой, сжалиться, то получит от супостата соответствующее мздовоздаяние:
«Государь (4 апреля 1722 года) указал предавать виновных подьячих смертной казни, если окажется, что они делали потачку колодникам» [51, с. 746].
Такую вот вполне своей кровожадностью достойную Чингисхана империю зла основал некогда Петр, и по сию пору всеми воспеваемый и возвеличиваемый.
Так что изобретшим Беломорканал «щенкам» действительно до «льва» было еще очень далеко. Уничтожаемая им практически под ноль нация о запланированности своего уничтожения не только еще тогда не догадывалась, но не поняла этого даже и теперь, триста лет спустя.
А вот наследники религии Древнего Ханаана с Беломорканала и Соловков назад вернулись живыми. Потому есть хоть кому об этом рассказать. Мало того, не только рассказать, но именно свою религиозную общность и объявить от жидомасонской же революции больше всех, мол, и пострадавшею! Одни они и вернулись, а, значит, лишь они одни, бедолажечки такие, и являются пострадавшими-де совершенно безвинно от этой самой «пролетарской» революции! А вот уже со строек века Петра мало того, что вообще ни одна живая душа так и не возвратилась, но даже и не поняла — за что туда угодила! Те же родственники, кто их в последний этот колодный путь провожал, были подавлены больше не предстоящим их кормильцу за что-то наказанием, но именно случившейся иного рода бедой — преступлением, поскольку колодники в русской семье — это большой позор. Именно стыд является мерилом поступков русского человека. Ведь откуда им было тогда знать, что должниками государству являлись в те времена чуть ли ни вообще все! То есть все население России. Потому эта найденная Петром наша ахиллесова пята так ему тогда в деле борьбы «с перенаселением» и пригодилась.
То же скопировали и его последователи.
И все вышеозначенные преступления, что самое здесь поучительное, творились даже под одними и теми же символами. «Славные дела» у Петра не только совершались под красным флагом, адмиралом которого был назначен масон Меншиков, но и творили их именно комиссары: «…в каждом уезде находились земские комиссары, наблюдавшие за добрым порядком» [136, с. 64].
Какой «добрый порядок» они нам могут предложить, мы уже теперь в полном объеме оценили по достоинству. И заплечных дел мастера в глухих подвалах чрезвычаек уже на нашей же шкуре разъяснили нам свое со времен «преобразователя» много возросшее искусство.
И в этом нет ничего особенного: Петр куда как больше любил все же мертвых, нежели живых. А это является не просто очередной его привычкой ко всему дурному. Это болезнь, называемая некрофилией:
«В Лейдене в анатомическом театре знаменитого Боергова, заметив отвращение русских спутников к трупам, заставил их зубами разрывать мускулы трупа» [125, с. 535–536].
Это отвращение к покойникам нормальных людей для больного недугом некрофилии царя-антихриста являлось возмутительным.
Сам же он покойников просто обожал:
«…Петр… слушал лекции профессора анатомии Рюйша, присутствовал при операциях и, увидав в его анатомическом кабинете превосходно препарированный труп ребенка, который улыбался, как живой, не утерпел и поцеловал его…» [136, с. 51–52].
Этот его поступок, произведенный за нашими границами, убедительно свидетельствует, что его интересовали не только трупы русских людей: Петр обожал практически любые трупы. Даже иностранцев. Такое о себе мнение он закрепил после смерти давнего своего врага:
«Смерть Карла XII в 1718 г. помешала мирным предложениям. В следующие годы Петр посылал свой флот к берегам Швеции, который жег города и села, пока не был заключен Ништадтский мир в 1721 г…» [136, с. 59].
Петровские птенчики и в этой ситуации вели себя как всегда:
«…истребляли всюду хлебное зерно, убивали и угоняли скот и лошадей… перебили множество безоружного народа, не успевшего спастись бегством» [51, с. 731].
И все это несмотря на то, что:
«В 1716 году был издан Устав Воинский, где такие действия, как разгром неприятельских городов, крепостей и населенных пунктов, занятых без сопротивления, карался смертной казнью. В артикулах 104 и 105 Устава «О взятии городов, крепостей, добычей и пленных» перечислялись объекты и лица, нападение на которых после штурма города или крепости запрещалось под страхом смертной казни» [52, с. 39].
Но нам не ведомо для коих нужд составлялись данные артикулы, так как птенчики даже устроили некоторое такое меж собой по количеству истребления беззащитного народонаселения «социалистическое» соревнование:
«Апраксин истребил шесть больших городов, более сотни дворянских усадеб, 826 деревень…» [51, с. 731].
Его сотоварищ по разбоям, конкурент «Генерал-майор Ласи, со своей стороны, сжег два города, двадцать одну владельческую усадьбу, 535 сел и деревень» (там же).
Но почему здесь нет сводок о сражениях и победах? Почему только лишь о количестве разоренных и сожженных деревень?
Так ведь они со Швецией совсем и не думали воевать. А действовали чисто по-пиратски: «…разоряли шведские города налетом, появляясь и исчезая то в том, то в другом месте» (там же).
То есть целых три года, нежданно получив военное преимущество на море, Петр со своими полицейскими заплечных дел войсками занимался ничем не прикрытым пиратством! Убивал и грабил, жег и насиловал…
Ничуть не больше внимания он уделял оказавшейся у него в плену этой самой загранице: «…на строительстве города и Ладожского канала сложили свои косточки и сорок тысяч пленных шведов…» [15, с. 376].
Но с грабежей и массовых убийств чужеземцев он при этом все равно с куда как большим удовольствием переходил к охоте за «белыми неграми», каковыми являлись русские люди, все более и более им закабаляемые:
«На русского плательщика он смотрел жизнерадостно, предполагая в нем неистощимый запас всяких податных сил… в инструкции новоутвержденному сенату: «денег как возможно собирать, понеже деньги суть артериею войны» [70] [124, с. 341].
И выколачивалась с такой «легкостью» суть этой самой «артерии» из русского мужика лишь потому, что все уже прекрасно знали, что «наблюдающими за добрым порядком комиссарами» недоимщики будут забиты в колодки и отправлены в никуда: ведь со строек века тех времен еще никто не возвращался.
70
ПСЗ. Т IV. № 2329.