Зверь по имени Кот

Гладкий Виталий Дмитриевич

На Фатихе взгляд Тинга задержался недолго. Его внимания привлек Кот, который сидел над Ксаной в какой-то странной задумчивости. Грустный взгляд, который он бросил на Тинга, был более чем красноречив. Казалось, что Кот плачет. Ксана лежала ничком, а на светлой курточке расплылось большое красное пятно.

Тинг бросился к девушке и перевернул ее на спину. Она застонала. Жива! Слава Богу! Тинг раздел Ксану до пояса, осмотрел, и с удовлетворением хмыкнул. Пуля прошла навылет и, похоже, не задела жизненно важных органов. Нужно перевязать ее и срочно отвезти в больницу!

Спустя несколько минут совсем оклемавшийся Тинг быстрым шагом возвращался в село, благо оно было недалеко. Он нес

на руках Ксану, которая время от времени постанывала. Кот шел следом.

С транспортом вопрос разрешился быстрее, нежели думал Тинг. Старики держали связь с внешним миром при помощи мобильного телефона, являвшегося собственностью Ольги Петровны. По нему звонили все старики. Была еще одна мобилка, у Филипповны, но с ней никто не хотел связываться, потому что у нее нельзя было выпросить и прошлогоднего снега.

Тинг уже знал, что «скорая» раньше чем через полтора-два часа не приедет. У врачей не наблюдалось особого желания пилить по разбитой и пыльной дороге в Богом забытое сельцо, где у пациентов кошельки как тощее вымя выдоенной козы. А за это время Ксана может умереть — она слишком много потеряла крови.

Транспорт стоял почти рядом с его домом. Это был микроавтобус, на котором прибыл Север со своей бригадой. Тинг выбросил из него какое-то оборудование, положил на пол матрац и подушку, и устроил Ксану со всеми удобствами. А затем сел за руль и микроавтобус медленно вырулил на центральную улицу.

Кот сидел на заборе и пристально глядел ему вслед. Его симпатичная мордаха, совсем недавно напоминающая голову какого-нибудь исчадия ада, выражала покой и полное умиротворение.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

В начале XXI века города и веси России не так часто будоражили заказные убийства, как в знаменитые 90-е годы века предыдущего. Но то, что случилось в городе N, оказалось происшествием из ряда вон выходящим.

В одну ночь были убиты два человека, относящихся к «сливкам» общества. Один из них был известный бонвиван и прожигатель жизни Филипп Сеньковский, а другой — подданный Германии доктор Эдвард Кёниг, державший дорогую частную клинику, в которой лечились почти все городские бизнесмены и чиновники. Их убили из одного и того же оружия — пистолета «Макаров» с глушителем. Пистолет нашли возле постели Кёнига.

Естественно, убийство доктора (равно как и Фила Сеньковского), как почти все заказные убийства, так и не было раскрыто, хотя этого настоятельно требовал посол Германии и один из олигархов; он выделил некую сумму сыщикам, расследующим это дело, чтобы они работали в поте лица, и пообещал им большую премию в случае успеха. Постепенно происшествие забылось, затянулось паутиной времени, и вскоре в городе мало кто мог вспомнить, что собой представляли Фил Сеньковский и Эдвард Кёниг.

Но это к слову. После всех этих событий прошло два года. Перенесемся в хорошо известную многим российским подданным (нередко бывшим) страну с теплым климатом и лазурным морем. В одном из провинциальных приморских городишек некий господин Андре Вирен купил небольшой, но весьма уютный коттедж с садом и бассейном на самом побережье, где и поселился то ли с сестрой, то ли с женой. По крайней мере, прелестная девушка носила ту же фамилию и звали ее Ксения.

Возможно, жители городка и не обратили бы на них особого внимания, но они привезли с собой совершенно уникального серебристо-пепельного кота-красавца. Он был таким сильным и громадным, что его боялись не только коты, но и псы. Что касается городских кошек, то они просто взбесились, устроив жесточайшую конкуренцию, чтобы стать подружками этого сногсшибательного заграничного кавалера.

Андрей и Ксана завтракали.

Их нельзя было узнать. Ксане пришлось потратить энную сумму, чтобы им изменили внешность и сделали операции по удалению чипов, служивших радиомаяками. Оказалось, что и Ксане вживили «жучка» в черепную коробку. После пластической операции она стала еще прелестней, а загорелое до черноты лицо Тинга утратило жесткость черт.

– Господи, как хорошо, что я нашла эту фотографию! — с нежностью глядя на Тинга, сказала Ксана. — Как я тебя, братик, люблю!

– Будет тебе, сестричка, — улыбнулся он в ответ. — Ты ешь, а то все остынет.

– Не остынет. Уже становится жарко.

– И то верно…

Ксана немного помолчала, а затем умильно заглянула в глаза Тингу и попросила:

– Расскажи мне о наших родителях и как все случилось.

– Ксана! Я ведь уже рассказывал.

– Это когда было… — По лицу Ксаны пробежала тень. — Еще там, в другой стране и в другой жизни, — будь она неладна! — о которой мне хочется забыть. Но не получается… — От нахлынувших воспоминаний лицо девушки покрылось бледностью; но она сумела взять себя в руки и повторила свою просьбу: — Ну пожалуйста, расскажи.

– Ладно, слушай. Мама и папа очень нас любили. Особенно тебя. Ты была такой шустрой, такой симпатичной крохой… — Тинг рассказывал долго, вспоминая даже мелкие, несущественные подробности из их прошлой жизни; он понимал, что для Ксаны это очень важно. — А потом, когда взорвался котел на атомной станции, нас эвакуировали. Мы уехали на своей машине. Папа работал в каком — то исследовательском институте, занимался атомной энергетикой. Я помню, что было темно, шел дождь, и отца, наверное, ослепили фары идущего навстречу грузовика. А дальше… дальше удар — и все, провал памяти. Я очнулся лишь в больнице. Там мне и сказали, что папа и мама… В общем, их не стало. Они ведь находились впереди, а мы на заднем сидении. Что касается тебя, то о тебе никто и не заикнулся. Уж не знаю, почему. А я не спросил. В тот момент я был настолько заторможен, что не понимал, где нахожусь и что со мной происходит. Мало того, я напрочь Забыл даже свое имя.

Глаза Ксаны наполнились слезами. Она тихо всхлипнула.

– После выздоровления (я пролежал в больнице около двух месяцев) меня отдали в детский дом. Но почему так получилось, что нас разъединили, определив в разные детские дома, я не знаю. К сожалению, родственников мы не имеем. Поэтому искать нас было некому. Со временем у меня начали появляться некие нестандартные способности… ну, ты это уже знаешь. Наверное, от сильного удара по голове при аварии, а может, после облучения. Трудно сказать. Мною заинтересовался целый исследовательский институт. И как потом оказалось, не только… Я учился на физмате, а потом меня определили в школу внешней разведки, где я обучался по специальной программе: увеличивал свою ментальную силу, учил шифры и коды, английский язык… ну и так далее. Меня ориентировали в основном на Англию и Америку. А на датском языке мы разговаривали в семье. Ведь мы потомки датчан, которые приехали в Россию еще во времена Екатерины II.

Тинг взял бокал белого вина и отхлебнул пару глотков.

– Ну, а потом начался развал Союза, и мы оказались никому не нужны. К тому же, полный курс обучения я так и не прошел. Некоторое время подрабатывал, где придется и как придется, даже — стыдно сказать! — примкнул к бригаде наперсточников. А что было делать? Ведь я не имел ни какой-нибудь прикладной профессии, ни крыши над головой. Правда, пробыл я среди наперсточников недолго. Меня потянуло в бродячий цирк. Там я двигал взглядом предметы и разбивал кирпичи, не прикасаясь к ним руками. В цирке на одном из представлений меня и заметил этот доктор Кёниг…