Зверь в отражении. Трилогия в одном томе

Поль Яна Викторовна

– Мари, ты имеешь право знать, – начал я. Было темно, и лишь лунный свет из окна немного разгонял царивший в комнате полумрак. – Давина была связана с заклинателями.

Услышав имя матери, она вздрогнула и удивленно посмотрела на меня.

– Я знал её. Точнее, видел пару раз. Думаю, что её прошлое прольёт свет на твое состояние и поможет нам во всем разобраться. Что ты о ней знаешь?

Марилли выглядела растерянной.

– Мама умерла, когда мне было шесть. Я мало что помню, – Мари обхватила себя за плечи. – Она тяжело болела. Врачи не могли поставить

диагноз. У неё были странные судорожные приступы, какие бывают при эпилепсии, она кашляла кровью, задыхалась. Бабушка говорила, что это дьявольская кровь, и что она течёт и в моих жилах.

– А что насчет твоего отца?

– Я даже имени его не знаю, – Марилли подтянула к себе одеяло.

– После смерти мамы тебя растила бабушка?

Эмма Миллер. Я вспомнил имя из документов, собранных Мадлен.

Мари покачала головой.

– Бабушка тоже вскоре умерла, а меня взяла к себе подруга мамы, Элизабет Арнольд. Но когда мне исполнилось восемнадцать, выставила за дверь. Она всегда чего-то боялась, не выходила на улицу после захода солнца и мне запрещала, запирала двери на все замки, не открывала окон.

Мари вздохнула. Я видел, как тяжело ей давались воспоминания, но мне нужны были ответы. Элизабет Арнольд могла бы помочь кое в чём разобраться.

– Она наверняка до сих пор живет в Базеле, – продолжала Мари. – Элизабет – экстрасенс.

– Экстрасенс? – удивился я, а Марилли кивнула.

– К ней часто приходили люди за помощью. Я никогда не верила в подобное, но теперь, после всего…

Я долго молчал, а Мари внимательно смотрела на меня. Мне нужно было всё обдумать и решить, что делать дальше. Но оставить её вот так сразу я не мог.

– Как ты себя чувствуешь?

– Все хорошо. Рагнар запретил мне пока практиковать заклинания.

– Пообещай мне кое-что, – серьёзно проговорил я, осторожно взяв её за руку. – Не используй магию ни под каким предлогом, чтобы ни произошло.

Марилли снова растерялась.

– Обещаешь?

– Обещаю, – тихо прошептала она, и мне стало намного спокойнее.

– Доброй ночи, Марилли.

Маленькая ладонь Мари накрыла мою руку. Я удивленно опустил взгляд.

– Не уходи.

Когда живешь на свете слишком долго, то кажется, что уже ничто не способно удивить, что не осталось чего-то нового, неизведанного, необычного. Проклятущая Тьма, я в который раз убедился, что это не так.

– Знаешь, – голос Марилли, звучал всё так же тихо. Она не смотрела на меня и не заметила моего замешательства. – Иногда мне кажется, что я проснусь в своей палате в больнице, и все это окажется просто кошмаром.

– Мне знакомо это чувство.

Вся моя жизнь – сплошной кошмар.

– Кэт рассказала мне про тебя. Как такое возможно? Я имею ввиду… бессмертие.

– Магия. Подчас она способна на деяния, не поддающиеся простому разумению. Что?

– Порой ты очень странно говоришь. Ты точно не из этого века.

Я рассмеялся.

– В

такие моменты Кэт говорит, что меня заносит.

– Расскажи, – вдруг попросила она, обхватив подушку руками. В её взгляде я прочел неподдельный интерес. – О том времени, ты ведь ходячий учебник по истории, – улыбнулась Марилли.

– Тебя интересует история?

– Твоя история, – понизив голос, произнесла она.

Моя история. Окружающих всегда это интересовало, и я прекрасно их понимал. Быть может, если бы я сам был смертным и повстречал кого-то подобного, тоже заинтересовался. Их всегда манило подобное. Я не раз наблюдал восхищение в глазах людей, но они не понимали через какой кошмар я проходил изо дня в день. Вечность – это страшно. Когда кто-то представлял, каково это – жить вечно, я думал о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не встретил Амелию. За меня наверняка отдали бы миловидную барышню. Воображение рисовало скромную церковь, старого священника с трясущимися руками и невесту, в простом платье. Через несколько лет у меня уже мог бы быть наследник, а может, и дочери.

Я улыбнулся, когда перед моим внутренним взором вдруг возник мой же портрет. Лицо покрыто морщинами, а в глазах едва теплился живой огонь, который я утратил ещё с первой пролитой мною кровью. Я мог бы быть человеком. Заблудший путник, проходящий по давно поросшему лесом заброшенному кладбищу, с трудом, но смог бы прочитать моё имя на надгробной плите.

– Я родился в Шотландии, более семи столетий назад, – я облокотился на спинку кровати. – Как много я видел за свою жизнь… – на секунду я запнулся, осознав, что слово жизнь не совсем подходит, – …за свое существование, мест более прекрасных, чем скалистые берега и пустынные горы. Но в них есть особое очарование, – я замолчал, собираясь с мыслями.

– В Шотландии делают лучший виски из всех, что я когда-либо пробовал. Кто-то мог бы сказать, что мне повезло родиться в одном из главенствующих кланов[7], но я с малых лет понимал, что не имел ничего общего с этими людьми. Мне хотелось большего.

Перед глазами проносились картины прошлого – отвратительного, как я понимал теперь, но все-таки человеческого. Тогда я знал, что значит пьянеть до потери рассудка, ввязываться в опасные истории, которые могли бы кончиться плачевно. Моя семья наверняка вздохнула бы с облегчением, получив одним прекрасным утром известие о моей смерти.

Годы одиночества пошли мне на пользу. Я перестал быть тем вздорным, эгоистичным мальчишкой.

– Они ненавидели меня, а я был слишком слаб, чтобы пытаться что-то с этим сделать. Моя жизнь изменилась, когда я встретил ту, которую полюбил…

Сомневаюсь что на свете есть те, кто живет, не задумываясь о своем прошлом. Разве что те счастливцы, которые потеряли память. Ведь это же восхитительно – забыть все свои грехи и начать жизнь с нового листа. Только плата слишком велика. Нет ничего хуже, чем очнувшись однажды, обнаружить, что у тебя никого нет. Мне же, выпала гораздо худшая доля – помнить обо всех своих проступках.