Звери у двери
Шрифт:
– Заберите его от меня!
– рявкнул Витя и Шпенька недоумённо уставился на собеседника, - уши просто опухли, да и не понимаю я ни хрена о чём он тарахтит.
– Эт-та, ваш слуга - чужестранец?
– осведомился проводник, покачивая головой, - а я думал - местный. Вот вы, эт-та, все такие, - он замялся, подыскивая нужные слова, - ну в общем, очень похожи на ламий, как их в сказках изображают.
Нас, уже второй раз, сравнивали с упырями, и я даже не знал, испытывать ли раздражение по этому поводу или радоваться страху, который мы внушаем местным.
– Это ещё почему?
– поинтересовался Илья, - клыков у нас нет,
– При чём тут свет?
– удивился Шпенька и принялся яростно чесаться, - а клыки, они и вырасти могут. А так, эт-та, смотрите, я конечно шибко извиняюсь за дерзость, но у вас, у всех, белые волосы, как у ламий, высокий рост, бледная кожа и жёлтые глаза. Всё, как в старых историях. Ну там, про Бледную Госпожу или Призраков Проклятого Погоста.
– Про Бледную Госпожу?
– откликнулась Галя и заёрзала, - расскажи, очень интересно. Она страшная, эта история?
– Да нет, - паренёк перестал чесаться и дёрнул плечом, - скорее - грустная. Мамка, пока живая была, сеструхам рассказывала. А они плакали всегда.
– Рассказывай, - приказала Оля.
Тем временем, мы повернули за угол и оказались на берегу широкой реки, похоже рассекавшей город на две половины. Множество старых мостов соединяли берега, отражаясь в грязной смрадной воде. Выше по течению, я заметил огромный каменный мост. Здесь дома были побольше, попадались и двухэтажные почтиособняки, однако на всём, как и прежде, лежала печать запустения и опустошения. Прохожих практически не было и только несколько печальных оборванцев пытались чинить ветхую лодку на замусоренном берегу.
– Ну, в общем так, - Шпенька указал направление, - жила-была одна семья и детей там было пруд-пруди. Жрать есессно хотели все, а жрачки было мало. А опосля батьку забрали на войну и насмерть убили и хавки сосем не стало. Ну, мамка продавала барахлишко, пока было чё, ну а там скумекала - всем не выжить. Ну, никак! Сталбыть надо от лишних ртов избавляться. Почесала затылок и решила средненькую дочу ночью придушить: проку мало - работать, как старшие не могет, а жрёт много. Да только, грех это - попы так говорят. Ломала голову, ломала, а тут соседка возьми и посоветуй: отведи, дескать, малявку в Сырой Район и оставь, на ночь. Там её Бледная Госпожа и подберёт. Мамка сопли подтёрла, взяла средненькую и повела, куда сказано. Посадила в переулке и наказала ждать, покуда вернётся. А сама бежать. Да только не сдержалась, сердце защемило, жалко стало. Ну, она обратно. В переулок забегает, а там доча лежит, совсем неподвижная. А над телом стоит прекрасная дама с длинными белыми волосами и бледной кожей. Красивая такая! Подняла дама голову, посмотрела на мать и по белой щеке слезинка побежала. А потом, раз - и нет никого. Только девочка мёртвая осталась. Так говорят и бродит до сих по Сырому Району Бледная госпожа, забирает ненужных детей.
– Да уж, - буркнул я, - весело, нечего сказать...
– Бледная Госпожа, - как-то неопределённо протянула Оля и тряхнула головой, будто отгоняла неведомое наваждение, - страшная история.
– И часто у вас так, - поинтересовался Илья, - ну, от детей избавляются, когда есть нечего?
– Да так же все делают, - пожал плечами Шпенька и вдруг оскалился, - а, ну да! У вас же, благородных господ, всегда денег на жратву хватает! А у меня, опосля мамкиной смерти, батя собственными руками сестёр передушил. Потому как меня, с братом, кормить нечем было! Кто мог знать, что
– Шпенька, успокойся, - сказал я и положил руку на тощее плечо. Мать моя! Как током долбануло! Парень тоже, так и присел, испуганно глядя на меня.
– Ты это чего?
– спросил Илья, недоумённо взирая на разыгранную пантомиму, - может?..
Он, незаметно для проводника, показал мне выпущенный коготь.
– Да вроде, нет. А там, хрен его знает.
Тем не менее, цель оказалась достигнута: Шпенька успокоился и только слегка морщился, потирая загорелую кожу. Ещё больше его утешил настоящий водопад сочувствия, обрушившийся с телеги. Девочки всегда рады пожалеть обиженного котёнка.
– О чём это он каркал?
– осведомился Витёк, - чего это вы разжалелись?
– Тяжёлое детство, чугунные игрушки, - пробормотал я и тут же заработал обвинение в бесчувственности. Может и так. Слишком много всего нового и даже история задушенных сестёр не могла прошибить подступающей апатии. Внутри возникло давешнее ощущение ледяной пустоты и пустило щупальца в руки и ноги. Хотелось забраться в глубокую уютную нору и развалиться на чём-нибудь мягком.
К счастью, путешествие почти закончилось. Оттаявший проводник нырнул под каменную арку с фигурой безносого ангела и показал нам большой каменный дом за высокой оградой из толстых брёвен. Решётки на окнах и мощные стены намекали на безопасность.
– Тут раньше жил начальник артели рыбаков, - пояснил Шпенька, хозяйским жестом распахивая скрипящие ворота, - никого не боялся, бывало даже сборщиков налогов посылал куда подальше. А от Напасти не уберёгся, хоть и все двери позакрывал. Никто про него месяц слыхом не слыхивал, покуда солдаты не вломились. Пришлось через кухню, входные двери так и не одолели. А кухонные опосля заложили. Ну так вот, прошерстили всё - никого! Чудеса. А в подвал заглянули - вот она, пропажа! Все чёрненькие, распухшие. Жмуров, понятное дело, сожги, но в подвал лучше не соваться - смердит там.
– Не очень-то и хотелось, - проворчал я, - в доме то хоть не воняет?
– В доме? Не-а.
Мы миновали несколько огромных собачьих будок с обрывками верёвок. Как пояснил гид, когда хозяева перестали выходить, животных никто не кормил, пока отощавшие псы не перегрызли привязь и не удрали в неизвестном направлении. Одной из собак не удалось справиться с прочной верёвкой, и она навеки упокоилась в своём жилище, распространяя удушливое зловоние.
Вокруг огромного дома главы артели росли невысокие чахлые деревья. Учитывая отсутствие хоть чего-то подобного в остальном Лисичанске (не считать же таковым жухлые кустики и вытоптанную траву вдоль дороги) это можно было назвать садом. Кажется, некоторые напоминали фруктовые, но плодов на ветках, понятное дело, не наблюдалось.
– Что с конём делать?
– заорал, позабытый всеми, Витёк.
– Шпенька, слушай сюда, - сказал я, заметив намерение нашего назойливого спутника отправиться внутрь дома, - дуй-ка ты за продуктами, забирай коняку и до новых встреч.
– У?
– его крысиная физиономия выражала недоумение.
– Угу, - ответил я и ткнул пальцем в небо, - гляди: вечереет, а благородные господа и дамы малость подустали, желают отдохнуть и расслабиться. Давай, мухой.
Видимо аналог подобного выражения существовал и здесь, потому как парень пожал тощими плечами и трусцой метнулся за ворота.