Зверинец Джемрака
Шрифт:
Припев мы затянули хором:
Подумай об этом, куря табак. [5]Бывало, мы распевали эту песню с Коббом во дворе зверинца и смеялись, но никогда
5
Старинная песня; впервые опубликована в сборнике Т. д’Эрфи «Пилюли от меланхолии» в 1719 г. — Здесь и далее стихотворный перевод Григория Петухова.
— Мне, наверное, пора идти.
Тим открыл глаза и потрепал ее по ноге. Они с сестрой не были совсем уж на одно лицо, но сходство все замечали. У Тима подбородок был потяжелее, а у Ишбель — волосы темнее на тон. На щеках у нее играли глубокие, выразительные ямочки — они то появлялись, то исчезали. У брата их не было. Забавно, наверное, смотреть на лицо другого человека и знать, что оно совсем как твое. Словно в зеркало глядеться. Порой они так и смотрели друг на друга, будто завороженные. Раз я наблюдал, как они закрыли глаза и, хохоча, ощупывали друг другу лица руками, точно слепые, — у нее все кончики пальцев были обкусаны до крови, а у него пальцы были длинные и изящные.
Мы со вздохом выкинули пустую бутылку в реку, повесили башмаки себе на шеи и по очереди поползли вниз по борту.
Миссис Линвер заставила нас помыться, а потом накормила вкусным прозрачным бульоном. Мистер Линвер вырезал своих русалок, в огне трещали дрова. Мы втроем сидели за столом, возились, пихали друг друга. Миссис Линвер суетливо подбежала к Ишбель и поднесла ей стопку джина:
— Глотни, детка, легче станет.
— Не пойду, и все, — отрезала Ишбель, не глядя на мать, но джин взяла.
— Не строй из себя дуру. — Миссис Линвер бросила сердитый взгляд на спутанные волосы дочери, в беспорядке разметанные по плечам. — Ты сегодня хоть раз к ним расческой прикасалась?
— Нет.
— Оно и видно. Иди одевайся лучше.
— Ты не можешь меня заставить. Никто не может меня заставить. — Ишбель бросила озорной взгляд в мою сторону и неожиданно улыбнулась. «Ты-то понимаешь», — сказали ее глаза.
Миссис Линвер, которая пошла было прочь, при этих словах резко остановилась и повернулась к дочери.
— У меня нет времени! — резко бросила она. — Встань! Сию же секунду!
— Не пойду. — Ишбель разом опрокинула стопку и причмокнула.
— Ты что разнюнилась? — упрекнул ее Тим. — Это же работа — и больше ничего. Мы все на работу ходим.
— А я буду работать, когда захочу.
— Не пойдешь к ним сегодня, завтра они тебя уже обратно не возьмут!
Мать схватила Ишбель за руку и попыталась сдернуть со стула, но девчонка лишь рассмеялась и крепче вцепилась в стол. И только когда он совсем уже накренился и закачался, миски и чашки начали падать, забрызгивая все вокруг, а мы с Тимом ухватились
— Не пойду я, слышишь, ты, дура?! — завопила она прямо матери в ухо.
Миссис Линвер поморщилась и потрепала девочку по щеке.
— Надоело! — голосила Ишбель. — Не хочется мне танцевать, можешь ты понять, или ума не хватает?
— Поосторожней! — крикнула миссис Линвер. — Так и оглушить человека можно!
— А мне дела нет!
И тут мать дала ей пощечину. Подобные сцены я наблюдал частенько, но на сей раз вышло иначе, чем обычно. Ишбель ударила мать в ответ. Случилось это мгновенно, в одну секунду, — очки миссис Линвер съехали набок, оставив ее глаза без защиты. Мы с Тимом рты пораскрывали от изумления, Ишбель разрыдалась и рухнула на пол к отцовским ногам. Мистер Линвер бросил мутный кроткий взгляд поверх ее головы, тщательно вырезая чешуйки на хвосте очередной русалки.
Миссис Линвер сняла очки. Губы у нее дрожали, глаза набухли и беззлобно сощурились. Трясущимися руками она нащупала передник и протерла им стекла, печально взирая на нас невидящим взглядом.
— Мама! — Тим вскочил и подбежал к ней, чтобы обнять.
— Когда-нибудь ты все поймешь, бессердечная девочка, — дрожащим голосом произнесла миссис Линвер.
Ишбель вскочила с пола и отрывисто бросила:
— Знаю, знаю, знаю! — По щекам у нее текли слезы.
— Все хорошо, мам, — вмешался Тим. — А ты, — обратился он к сестре, — не расстраивай ее больше. Мам, не волнуйся, все хорошо.
— Да, да, да, конечно, конечно, конечно, — Ишбель натянуто улыбнулась. — Пора мне на работу! На чертову работу.
С этими словами она метнулась в соседнюю комнату.
Двадцать минут спустя мы провожали ее, мрачную и насупившуюся, в «Солодильню». Ишбель наложила толстенный слой пудры, чтобы скрыть отметину от пощечины, и слишком уж ярко накрасила губы.
— Ты никогда за меня не заступаешься, — с упреком сказала она Тиму.
— Неправда.
— Вечно ты на ее стороне.
— А что ты прикажешь мне делать? Я-то вынужден работать. Иногда в четыре утра вставать приходится. И Джафу тоже. Всем приходится работать.
— А мне надоело! — заявила Ишбель и пнула ногой камень. Когда она снова подняла голову, глаза у нее блестели.
Я обнял ее:
— Дождусь, когда ты закончишь, и отведу тебя домой.
— Нечего. — Тим толкнул нас обоих.
Ишбель обняла меня в ответ:
— Спасибо, Джаффи! — Белые крупинки пудры попали мне в нос, захотелось чихнуть. Она была похожа на куклу. — Какой ты благородный!
— Благородный, тоже мне, — фыркнул Тим.
Не хотелось мне выпускать ее из объятий, но пришлось.
Тим обошел сестру с другого боку и встал прямо перед ней. Долгое время он просто смотрел ей в глаза привычным взглядом — грубо и нежно одновременно. Между ними что-то происходило, как это бывает между братом и сестрой. Меня это не касалось. Он ссутулил плечи и выпятил нижнюю губу. В лице его появилось нечто стариковское. Откуда — я понять не мог. Ишбель явно успокоилась. Мы продолжили путь, каждый по отдельности. У двери в кабак она обернулась ко мне и сказала:
— Беги домой, Джаффи. И спасибо тебе.