Звезда бессмертия

Цокота Виктор Федорович

Он помолчал, отпил глоток коньяку, потом снова выпустил целое облако синевато-сизого дыма и спокойным, деловым тоном продолжал:

— Формально вы едете на фестиваль в качестве корреспондента влиятельной спортивной газеты, у которой еще пять лет назад открыты собственные пункты в Гаване, Сантьяго-де-Куба и Сьен-Фуэгосе — трех крупнейших городах зеленого острова. У них там есть автомашины, морские катера и даже самолет. Все это в вашем распоряжении. Вместе со штатом журналистов. Они боевые парни и готовы для нас на все.

Он встал, и сразу же, щелкнув, открылась стальная дверь.

— И последнее. Мне все же очень хотелось бы лично побеседовать с этим молодым ученым. Если вы сможете предоставить мне это удовольствие,

то я прибавлю вам еще сто тысяч. Из моих личных средств.

В Гавану Волдимар Опатовский прилетел за две недели до старта регаты. Явки действительно оказались надежными. Все шесть. Братья Кризо и Тарати Бланко — сыновья бывшего сенатора Педро Бланке — молча выслушали требование взорвать тримаран “Семен Гарькавый”, как только он прибудет в гавань Сантьяго-де-Куба.

— Да поможет нам бог! — только и сказал старший из них, воздев руки к небу.

Младший, Тарати, молча последовал его примеру.

Обоих долгие годы сжигала безмерная ненависть к народной власти, лишившей их богатства, легкой, бездумной жизни, бесконечных веселых развлечений, собственных яхт и автомобилей. Революционное правительство сделало достоянием народа крупнейшую табачную фабрику их отца, отобрало роскошный дворец в Гаване и виллы на южном побережье, передало крестьянам четыреста кабальерий [30] плодородной земли их огромной латифундии в провинции Пинар-дель-Рио на крайнем западе Кубы, где просторные рисовые поля, плантации табака и сахарного тростника стерегут, словно часовые, красавицы сосны, взбираясь по склонам синих холмов и тающих в легкой дымке гор к самым их вершинам, придавая особое очарование огромным распаханным массивам красно-коричневой земли.

[30] Кабальерия — единица измерения земельной площади на Кубе, равная 11,4 га.

Случилось так, что в дни победы революции братья остались на острове без родителей, уехавших развлекаться в Европу. Ребят приютил у себя верный пес хозяина — один из его управляющих, выдав обоих за своих осиротевших племянников. Старшему — Кризо шел тогда пятнадцатый год, младшему — десятый. Их добровольный опекун, своевременно собрав все ценное в гаванском дворце и в усадьбе латифундии на западе, перебрался с обоими на противоположный конец острова, где у него был свой домик и небольшой участок земли в одном из предместий Сантьяго-де-Куба. Только через шесть лет получили они долгожданную весточку от родителей. Бывший сенатор, живущий теперь на подачки американских благодетелей, все еще лелеявших мечту о реставрации буржуазного режима, не терял надежды о возврате своих земель, дворцов и капиталов. Он наказывал сыновьям терпеливо ждать часа возмездия и всячески содействовать его приближению.

Прошли годы. Давно почили во бозе и Педро Бланке с супругой, и его предусмотрительный управляющий. Братья работали шоферами в порту Сантьяго-де-Куба и, затаив злобу и ненависть, ждали своего часа.

Он пришел к ним в лице Волдимара Опатовского, в руках которого появилась пожелтевшая почтовая открытка с давно согласованным текстом и собственноручной подписью дона Педро Бланке.

Кризо и Тарати поочередно окропили слезами кусок картона с родительским благословлением стать на путь бандитизма.

— Да поможет нам бог! — повторил старший из них и добавил, глядя на Волдимара преданными глазами: Мы найдем и непосредственных исполнителей. Есть в запасе такие. За десяток старых золотых монет они не то что яхту — мать родную не пожалеют. Так что будьте спокойны. И золота нам не надо. Дядюшка, благодарим бога, сумел нам кое-что оставить.

Третьим надежным агентом был папаша Креспо.

В ночь с 16 на 17 апреля 1961 года на кубинский полуостров Сьенага-де-Саната в районе местечка Плайя Хирон

высадился десант наемников. Под прикрытием американских самолетов, с оружием американского производства, поливая землю свинцом и напалмом, эти бывшие кубинцы ворвались в страну, чтобы вернуть Кубу к прошлому. Среди ста бывших латифундистов, шестидесяти семи домовладельцев, тридцати пяти крупных промышленников, ста двенадцати коммерсантов, ста девяносто четырех военных и полицейских, с огнем и мечом вторгшихся на землю, где они родились, чтобы вернуть старые порядки и в первую очередь своё добро, добытое и созданное когда-то для них чужими руками, был и сын банкира из города Санта-Клара, владельца сахарного завода, нескольких кабаре, игорных домов и баров Рейноль Карлос Медина.

Однако, получив на рассвете третьего дня боев в болотах Сапаты легкое касательное ранение в грудь, этот отпрыск испанских завоевателей, издавна промышлявших на Больших и Малых Антильских островах грабежом и разбоем, сумел довольно правильно сориентироваться в обстановке. После перевязки он уже не одел офицерского мундира армии бывшего кубинского диктатора Батисты. Решительно отказался и от предложения своих однодумцев помочь добраться до лазарета. Пополз сам. Медленно, осторожно, с гримасой мучительной боли на лице, пачкая в болотной жиже свежие бинты. Но как только полоска чапарреля [31] скрыла его от взглядов обреченных на гибель десантников, движения Рейноля стали более уверенными, хотя пробирался он теперь в противоположном от лазарета направлении.

[31] Чапаррелъ — вид кустарника.

Уже не ползком, а перебегая от куста к кусту, от одной полосы зарослей к другой, прыгая с кочки на кочку и все время внимательно посматривая по сторонам, словно выискивая что-то очень важное, то и дело сверяясь с компасом, Рейноль Медина упорно двигался в глубину расположения Революционных вооруженных сил и отрядов народного ополчения. Дважды его внимательный взгляд видел их патрули, но оба раза, затаившись, он пережидал, пока они пройдут мимо. Рейноль Медина хорошо знал, что ищет, и поиски его наконец увенчались успехом. У самого выхода из болота, среди стройных серебристых сосен увидел он место недавней схватки одного из отрядов наемников с бойцами Фиделя Кастро. Все — мертвые. Два десятка трупов десантников и всего четверо солдат Революционных вооруженных сил. Трое из них — бородатые, а четвертый — совсем молодой, даже безусый, с легким пушком на подбородке и щеках.

“Моложе меня” — с досадой подумал Рейноль, но все же полез в нагрудный карман убитого.

“Клименте Валентине Креспо, 1943 год рождения”, — с трудом прочитал он в залитых кровью документах. Пуля попала парню в левую часть груди.

“Это явно подходит… Пусть будет Клименте”, — мысленно решил он и стал осторожно, поминутно оглядываясь по сторонам, снимать с мертвого куртку.

Его нашли спустя три часа бойцы второго эшелона. Нашли в нескольких метрах от суши в красноречивой позе среди доброго десятка трупов врагов революции.

В нем едва теплилось сознание, но свой автомат он держал намертво сжатыми пальцами. Временами он тихо стонал, но чаще шептал почерневшими губами, едва слышно повторяя одну и ту же фразу:

— Они не пройдут!

С величайшей осторожностью доставили бойцы беспамятного героя в госпиталь. О его подвиге писали газеты, медицинские сестры сначала армейского, а потом и гаванского госпиталя считали для себя большой честью дежурить в его палате. А когда дела пошли наконец на поправку, его спросили о дальнейших намерениях: поедет ли на родину в Мансанильо, где, как все в госпитале давно знали, его никто не ждал — он рос сиротой и до революции работал мальчиком в отеле — или останется здесь, в Гаване?