Звезда Cтриндберга

Валентин Ян

Мед слишком сладкий… Она закрыла банку и подошла к зеркалу над комодом.

Провела пальцами по скулам, дотронулась до некрашеных губ. Взлохматила короткие волосы… Как она ни гнала от себя эту мысль, она прекрасно знала, на кого похожа.

Miele di Acacia,цветочный мед с запахом ванили…

Елена прислонилась лбом к зеркалу, пытаясь отогнать мысль об одинокой женщине, выходящей из банка Фатера… женщине, которую оттолкнула ее собственная шестилетняя дочь.

Miele di Acacia,цветочный мед… и рикотта, мед и рикотта, печенье… они с сестрами брали рикотту с собой на пляж. Вкус лимонного сока, неаполитанская жара и запахи, запахи…. Вонь от свалки, проникающая через балконные двери в квартиры всего жилого района. Она помнит, как пыталась затворить дверь – запах иногда становился просто невыносимым, – но ручка была слишком высоко, а она слишком мала.

И мамино лицо… светлый овал,

вискозное платье – ей тогда казалась, что у мамы вторая кожа, красиво поблескивающая в солнечных лучах… Беззаботный смех сестер. Она попыталась хотя бы мысленно вернуться в тот день, который изменил всю ее жизнь.

День, когда впервые обнаружился ее «астральный дар».

16. Стриндберг

Дело шло к вечеру. Начался моросящий дождь. Заблестели зеленью черепичные крыши, кроны вековых дубов Скансена окутались дрожащей дымкой. Но в похожей на крипту библиотеке ничего не изменилось. Здесь было невозможно отличить день от ночи. Они сидели за столом в мягком свете хрустальной люстры. Эберляйн барабанил пальцами по крышке тяжелой металлической шкатулки. Дону удалось прочитать название:

СТРИНДБЕРГ 1895–97

Человек-жаба принес шкатулку и вновь занял свое место на табуретке у книжных полок, лицо его было в тени. Рядом с Доном, откинувшись на спинку стула, сидела Эва Странд – нога на ногу, руки скрещены на груди, губы плотно сжаты.

Эберляйн, прекратив наконец выбивать дробь, нарушил молчание:

– Итак, чтобы помочь вам представить всю картину… Позвольте начать с вопроса: вам известна пустыня Такла-Макан?

При этих словах человек-жаба за спиной глубоко вздохнул.

– Пустыня Такла-Макан… – продолжил Эберляйн, не обратив на вздохи ни малейшего внимания. – Такла-Макан – это океан песка. Начинается пустыня на Памире, который справедливо называют Крышей мира, и простирается до северо-западных районов Китая. Арктические морозы зимой, а летом – доменная печь, жара свыше пятидесяти градусов. Говорят, ад на земле. Во всяком случае, жить там невозможно, и до конца девятнадцатого века эта область была удостоена на картах лишь большого белого пятна… Terra incognitaвеличиной с Германию. В те времена никто не знал, что там происходит, даже местные жители. Вся доступная литература – несколько строк из дневника Марко Поло четырнадцатого века. Красочный рассказ о каких-то древних городах, похороненных под стометровыми дюнами. Первым, кто решился снарядить туда экспедицию, был ваш земляк, Свен Хедин [34] .

34

Свен Андерс Хедин (Sven Anders Hedin, в русской транскрипции иногда пишут Гедин; 1865–1952) – шведский путешественник, географ, журналист, писатель.

Дон переменил позу. Стул под ним снова крякнул.

– Вы, похоже, знаете про его путешествия, – заметил его жест Эберляйн.

– Я сохраняю глубокую и неистребимую память об Адольфе Гитлере и считаю его одним из величайших людей, когда-либо рожденных на земле, – сообщил Дон.

Человек-жаба за спиной снова вздохнул и проворчал что-то нечленораздельное. Эберляйн нахмурился.

– Это слова Свена Хедина о Гитлере. Уже в конце войны. «Я сохраняю глубокую и неистребимую память об Адольфе Гитлере и считаю его одним из величайших людей, когда-либо рожденных на земле»… Ему пожаловали рыцарский орден – это Свену-то Хедину!

– Политические взгляды Хедина не имеют ни малейшего отношения к предмету нашего разговора, – сказал немец, отодвинул шкатулку и подался вперед. – Никакого отношения, – повторил он с нажимом. – Речь идет о событиях, произошедших давным-давно, задолго до обеих войн. Свен Хедин был тогда еще совсем молодым путешественником, ему еще и тридцати не было. В начале 1895 года он начал свою экспедицию в Такла-Макан. Сначала поездом от Санкт-Петербурга до Ташкента в русском Туркестане, потом через замерзшие степи в коляске с меховой полостью, а дальше на своих двоих, с проводниками из киргизских кочевников. Через перевалы Памира… на высоте пяти и больше тысяч метров. Наконец, пятого января 1985 года он прибыл в Кашгар, оазис на самом краю Такла-Макана. Это город, где тысячи лет назад проходил Великий шелковый путь. Свен Хедин ушел в пустыню двадцать второго января – с одноместной палаткой, набором инструментов и винтовкой. Его сопровождали два верблюда, несколько ослов и слуги. Тогда он еще ничего не знал о песчаных бурях, способных изменить карту пустыни за считаные часы. Он не принял во внимание советы доброжелателей в Кашгаре – поговаривали, что в пустыне людям иногда слышатся странные голоса, они делаются словно околдованные, теряют ориентацию и гибнут в песках. Первые и вторые сутки все шло по плану. Группа разбивала палатки под открытым небом, а Свен Хедин угольным карандашом вычерчивал геометрию местности, чтобы не потерять направление. Но на третий день началась песчаная буря. Хедин писал потом, что она продолжалась семьдесят семь часов. Ни больше ни меньше. Когда черное

облако улеглось, окружающий пейзаж полностью изменился. Ветер не только передвинул стометровые дюны, кое-где он их просто снес, и там, где три дня назад лежал песок, стояли окаменелые деревья, протягивая к небу сучья, засохшие в незапамятные времена. Хедин шел от ствола к стволу и вдруг заметил, что из песка торчат какие-то белые дощечки. Он подошел поближе – это были остатки забора. Хедин со слугой пошли вдоль этого забора на запад, и меньше чем через километр они увидели несколько домов… руины города, похороненного под столетним… кто знает, может быть, и тысячелетним слоем песка. Хедин писал потом, что слуга требовал немедленно уйти с нехорошего места. Местные жители называли его Город Слоновой кости и были уверены, что там обитают злые духи. Но сам-то Свен Хедин чуть не плясал от радости – он был уверен, что нашел новые Помпеи! В самых же первых записях он указывает, что дома построены из дерева, точнее – из тополя. Представьте только – из тополя! Из тополя – в мертвой пустыне, в море песка! На вид белые фасады были очень прочны, но стоило дотронуться до них стеком, и они рассыпались, как разбитое стекло. Свен Хедин сделал много зарисовок – некоторые стены оказались покрытыми чем-то наподобие фресок: обнаженные молящиеся женщины с метками на лбу – Хедин решил, что это кастовые метки, как в Индии, – воины с необычным оружием, а рядом изображение Будды с цветком лотоса в руках. В общем, Хедин пришел к выводу, что перед ним культовое сооружение, что-то вроде храма. Сегодня это место известно как Дандан-Уйлиг, Погребенный город.

Эберляйн сделал паузу, обвел взглядом присутствующих и продолжил рассказ:

– Повторю: сегодня это общеизвестные факты. Но гораздо менее известна находка, сделанная Хедином в первый же день не в самом мертвом городе, а подним. У нас сохранилось письмо. Хедин в ярких красках описывает, как в одном из самых помпезных домов под ним провалилась земля, и он беспомощно рухнул на пол какого-то помещения, показавшегося ему чем-то вроде древней погребальной камеры. Определить более или менее точную дату погребения он так и не смог. Центр камеры был выложен черно-зеленой мозаикой, вокруг лежали двенадцать спеленатых мумий, иссушенных до хруста стерильным воздухом пустыни. Хедин подошел поближе и увидел, что на груди одной из них лежит молочно-белый крест, изображающий иероглиф, известный под названием Анх. А поверх креста, на его перекладину, кто-то давным-давно положил еще один предмет: пятиконечную звезду в форме другого египетского иероглифа – Себа. Звезда Себа считается символом бога Озириса, властителя Окраин, бога, у которого хранятся ключи к Подземному миру.

Эберляйн остановился и уставился на Дона, словно ожидая ответа.

– Ver volt dos gegloybt? – не выдержав молчания, спросил Дон.

Эберляйн не сводил с него глаз.

– Я хочу сказать… крест и звезда в подземном мавзолее в Погребенном городе… – Сутки без сна. В глаза Дону словно насыпали песка. – Ver volt dos gegloybt? Кто в это поверит?

Эберляйн слабо улыбнулся:

– Тут есть один нюанс… Свен Хедин даже не пыталсяубедить кого-либо в подлинности своей находки – крест и звезда в подземном склепе. Он до самой смерти почти никому о них не рассказывал – боялся, что его поднимут на смех. Странно было бы распространяться о сенсационном открытии, о раритетах, которые он… потерял. – Немец прокашлялся, вынул из кармана пиджака платок и обтер губы. – Просто-напросто потерял. Здесь очень сухой воздух, не правда ли? Не хотите ли что-нибудь выпить? Чай?

Эва Странд, казалось, пропустила предложение мимо ушей. Лицо ее осталось бесстрастным. А Дон кивнул – хочу.

Эберляйн повернулся к человеку-жабе. Тот, ворча, снялся с табуретки и вразвалку побрел прочь, оставив дверь приоткрытой.

– Мы знаем, что, когда Хедин вернулся в Кашгар, крест и звезда были при нем. Есть записи в журнале раскопок. А все, что произошло потом… Разгадка, я думаю, кроется в личности самого Хедина. Он был почти одержим своими многочисленными находками. Прежде чем упаковать их в ящики и отправить в Академию, он сам сделал подробнейшее описание каждого экспоната. Но с крестом и звездой… было просто нечего описывать. Несмотря на множество попыток, ему не удалось даже приблизительно определить, из какого материала сделаны эти артефакты. Попыток, впрочем, довольно примитивных – сами понимаете, какое могло быть в Кашгаре лабораторное оборудование… Чтобы не срамиться перед коллегами, он попросил помощи у своего знакомого, который в то время жил во Франции. Хедин запечатал крест и звезду в массивный латунный футляр, снабдив сопроводительным письмом. В письме он рассказал о своем открытии и выразил надежду, что знакомый располагает достаточными техническими возможностями, чтобы решить задачу. Отправление было зарегистрировано в документах Хедина. Насколько нам удалось установить, посылка из Кашгара была получена адресатом в госпитале города Сен-Луи второго февраля 1895 года. Руки, открывавшие посылку, в то время были завернуты в льняные бинты и смазаны мазью, чтобы облегчить зуд от красной сыпи – результат алхимических опытов… Руки, которые вот уже месяц были не в состоянии удержать карандаш…