Звезда Cтриндберга
Шрифт:
То, что он поручил ей забрать крест у Эрика Халла, скорее всего, было продиктовано припадком старческой сентиментальности. Фатер мог бы послать и кого-то другого. А сейчас, зная результат, он наверняка сожалеет, что выбрал именно ее.
Она достигла цели – и в то же время не достигла. Он повторял это изо дня в день. Она должна исправить положение любой ценой.
Теперь, когда крест лежал в банковском хранилище, видения перестали ее посещать. Они исчезли – и вместе с ними исчезла память о другой жизни. Но она жила
30. Последнее прости
Дон выбрался из подвала и еле отдышался – запах сточных вод был невыносим. Он стоял на грязном кафельном полу в голубом свете траурных плафонов и пытался осмыслить, что же он, собственно, надеялся увидеть.
Высеченные на камне крест и звезду Нильса Стриндберга? Какой-нибудь ключ к загадке? Бунзеновскую горелку с двумя сферами? Записи, втиснутые между саркофагом и цементной стеной? На что он рассчитывал?
– S'iz nur vi redn tsu der vant,– простонал Дон. – Поговорил со стенкой.
Напрягшись, опустил люк на место, чтобы хоть как-то прикрыть источник вони, побрел к стене и сел, обхватив тощие ноги.
Он обессиленно закрыл глаза, а когда открыл, перед носом у него болталась заветная сумка.
– Мне кажется, это то, что тебе нужно, – сказал Эва. Дон схватил сумку и начал жадно в ней копаться. Ему попался болгарский антидепрессант – последний раз он видел его на своем рабочем столе в Лунде, но совершенно не помнил, когда и при каких обстоятельствах сунул в сумку. Он положил в рот яркую таблетку и тут же почувствовал горьковатый привкус хлоралгидрата. Проглотил таблетку и поднес ко рту ингалятор-спинхаллер с трихлорэтеном. Это было как раз то, о чем он мечтал, – сладкое фармакологическое спокойствие.
Должно быть, пока он вдыхал трихлорэтен, у него от нетерпения закатились глаза, потому что Эва обеспокоенно подергала его за рукав.
– Что там, внизу? – спросила она, когда ему удалось наконец сфокусировать взгляд.
– Ничего.
– Никакого Мальро?
Дон откинул голову и посмотрел на синие плафоны на потолке со спрятанными в них лампами дневного света.
– Я ясно чувствовала, что речь идет не о мужчине, – пробормотала Эва. – Так что остается только…
– О мужчине, – прервал ее Дон. – Камилл Мальро лежит там, внизу. Gants geshtorben,совершенно мертвый, если, конечно, могила его не пуста.
Эва помолчала.
– И ничего больше?
– Пойди и посмотри, если тебе так интересно.
– Дата совпадает? А написание фамилии?
– Все совпадает. Написано только «Tu'e `a l'ennemi».Убит врагом.
Он посмотрел на нее и слабо улыбнулся:
– Тупик. Самый настоящий тупик.
Эва не ответила. Она поднялась и пошла к выходу. Дождь не стихал. Она оперлась рукой на колонну, а другой поправила выбившуюся прядь. Дон закрыл глаза, прислушиваясь к ксилофонной мелодии дождевых капель.
– Камилл Мальро… – Голос Эвы. –
Ее сапоги скрипнули. Дон открыл глаза – Эва повернулась к нему и смотрела, не отрываясь.
– И что это значит? – спросила она.
Серо-зеленый плащ, тонкие руки скрещены на груди, насупленная физиономия.
– Это значит, что нас ждет такси.
Он закинул сумку на плечо и начал собираться с силами, чтобы заставить себя встать. Но Эва стояла не двигаясь. За ее спиной колебалась сетка дождя.
– Почему же Эберляйн так хотел узнать, что ты там нашел?
Дон вздохнул и снова прислонился к стене:
– Заподозрил, что речь идет о чем-то еще. Уж во всяком случае, не об этой открытке. Дайвер наверняка знал больше, чем утверждал в разговорах со мной. Открытка… да я и наткнулся на нее чисто случайно, сам не знаю, зачем сунул в карман. Просто машинально. Почему она обязательно должна что-то значить? А черт его знает, может, Эрик Халл сам написал эту открытку. Может, у него был пунктик по части Первой мировой…
– Но Камилл Мальро – реальная личность! И сейчас он лежит здесь, под нами, в саркофаге номер 1913 на кладбище Сен Шарль де Потиз, недалеко от Ипра. И дата совпадает – погиб 22 апреля во время газовой атаки под Гравенстафелем…
Эва подошла к Дону:
– Дай взглянуть еще раз.
Он достал открытку. Вода проникла и во внутренний карман пиджака – края открытки размякли. Чернила, слава богу, не потекли. Он передал ей открытку, и она тут же начала бормотать:
– La bouche de ma bien-aim'ee Camille Malraux… le 22 avril… l'homme vindicatif… l'immensit'e de son d'esir… les supr^emes adjeux.Тысяча девятьсот тринадцать.
Кончик носа покраснел от холода. Губы плотно сжаты. Иллюстрация к учебнику по физиономистике, подумал Дон, – напряженная работа мысли.
Эва перевернула открытку и вгляделась в фотографию кафедрального собора:
– Может быть, какая-то игра слов? Шифр? Тайный смысл?
– Тайный смысл заключается в том, что смысла просто нет – ни тайного, ни явного. Старая открытка. Человек в шахте решил послать ее другу, которого он когда-то любил, перед тем как воткнуть себе в переносицу шило, – сказал Дон.
Она даже не улыбнулась.
– La bouche de ma bien-aim'ee Camille Malraux,– сказала Эва. – Губы моего любимого Камилла Мальро.
Она умоляюще смотрела на Дона, ожидая помощи. Он тяжко вздохнул и сдался:
– Давай попробуем… Вот они сидят в кафе на Гроте Маркт. Война уже началась, но надежда еще есть… Человек из шахты хранит старую открытку с видом собора. Этот собор что-то для них символизирует… может быть, здесь они в чем-то поклялись друг другу. И он просит Камилла Мальро поцеловать открытку, после чего кладет ее в карман. А вскоре, узнав о гибели друга, пишет эти строки – как память об их любви… Пойдет?