Звезда для Наполеона
Шрифт:
– Очевидно, кто-то унес его, – беззаботно воскликнул он. – Господа, вы уже договорились с… синьориной Марией-Стэллой?
– То есть… гм… Еще нет! Эта история с портретом…
– Не принимайте ее во внимание, – печально сказала Марианна.
Она поняла, что Жоливаль желал бы поговорить без посторонних свидетелей. И ей хотелось только одного: увидеть, как уходят эти двое, впрочем, очень симпатичные, и остаться одной с друзьями. Она заставила себя улыбнуться и сказать беззаботным тоном.
– Учтите одно: мое желание увидеть особняк в его прежнем
– В стиле прошлого века? – пробормотал Фонтен с притворным ужасом. – Вы действительно настаиваете?
– Да, я настаиваю безоговорочно. Я не хочу ничего другого. Постарайтесь вернуть особняку д'Ассельна его первоначальный вид, и я буду вам бесконечно признательна.
К этому нечего было добавить. Оба архитектора попрощались, заверив, что они сделают все возможное. Едва они исчезли за дверью, как Марианна бросилась к Аркадиусу.
– Что вы узнали о портрете моего отца?
– Что его больше нет на том месте, где мы его видели, бедное дитя. Ничего не сказав вам, я вернулся на Лилльскую улицу, где поджидал, пока не уехали архитекторы. Я хотел осмотреть дом снизу доверху, потому что кое-что показалось мне странным, в частности, эти легко открывавшиеся замки. И вот тогда я заметил, что портрет исчез.
– Но, в конце концов, что с ним могло случиться? Это же бессмысленно!.. Невероятно!
Горькое сожаление охватило Марианну. У нее появилось ощущение, что она действительно потеряла в эту минуту отца, которого раньше не знала и которого с такой радостью обрела сегодня утром… Оно было таким ужасным, это внезапное исчезновение.
– Я должна была сразу же забрать его, а не оставлять там, раз уж так неслыханно повезло. Но мне и в голову не приходило, что кто-то может прийти и забрать его! Ибо именно это и произошло, не так ли? Его украли!
Ломая руки, она металась по салону. С виду невозмутимый, Аркадиус не сводил с нее глаз.
– Украли?.. Может быть…
– Как это «может быть»?
– Не сердитесь. Я думаю, что особа, поместившая его в зале, просто забрала его назад. Видите ли, вместо того чтобы искать похитителя, надо, по-моему, попытаться найти того, кто повесил портрет среди подобного разгрома. Потому что, когда мы узнаем это, мы узнаем также, кто хранил его все эти годы.
Марианна ничего не ответила. Жоливаль сказал правду. Забыв огорчение, она размышляла. Ей вспомнился блеск полотна и рамы, их абсолютная чистота, резко выделявшаяся среди окружающей грязи… Да, в этом была какая-то тайна.
– Хотите, я поставлю в известность министра полиции? – предложила Фортюнэ. – Он проведет расследование и, ручаюсь, очень скоро вернет вам этот портрет.
– Нет… благодарю, я не нуждаюсь в этом.
В чем она особенно не нуждалась, так это во вмешательстве слишком дотошного Фуше в близко касающееся ее дело. Ей представилось, как его ищейки бросаются на портрет отца и грязными ногтями калечат прекрасное изображение. Она повторила:
– Нет… действительно, я не нуждаюсь в этом. – Затем добавила: – Я предпочитаю вести розыски в одиночку.
Внезапно
– Дорогой Жоливаль, – сказала она спокойно, – этой ночью мы вернемся на Лилльскую улицу… по возможности тайно.
– Ночью на Лилльскую улицу, – запротестовала Фортюнэ, – что за выдумки? Что вы хотите там делать?
– Можно подумать, что в этом старом особняке завелось привидение. А привидения предпочитают появляться ночью.
– Вы думаете, кто-нибудь придет в дом?
– Или прячется в нем!
Пока она говорила, у нее промелькнула интересная мысль. Скорее воспоминание, очень смутное, но с каждым мгновением обретавшее четкость. Несколько фраз, услышанных тогда, в детстве. Тетка Эллис неоднократно рассказывала одиссею, пережитую совсем маленькой Марианной с аббатом де Шазеем после того, как он нашел ее брошенной в особняке, где секционеры арестовали ее родителей. Аббат тогда жил на Лилльской улице в одном из тайных убежищ, которые принято было устраивать во многих особняках и замках аристократов, чтобы укрывать там непокорных священников.
– Это так! – закончила она вслух свои размышления. – Кто-то должен скрываться в доме!
– Да не может быть! – возразил Жоливаль. – Я все осмотрел, как уже говорил вам, от подвала до крыши.
Однако он очень внимательно выслушал историю аббата де Шазея.
К несчастью, Марианна не знала, где именно находится тайник, о котором шла речь. Был ли он в подвале, или на чердаке, или просто в одной из стен? Аббат никогда, то ли по рассеянности, то ли сознательно, не уточнял этого.
– Раз так, нам, возможно, придется долго искать… Некоторые из таких убежищ, бывшие на волосок от разоблачения, так и остались ненайденными. Надо будет простучать стены и потолки.
– В любом случае никто не мог бы долго жить в таком тайнике, не получая помощи извне. Ведь надо же есть, дышать, удовлетворять все требования повседневной жизни, – сказала Марианна.
Фортюнэ со вздохом вытянулась на покрытом муаром шезлонге и, позевывая, стала расправлять свое красное кашемировое платье.
– А у вас нет ощущения, что вы сочиняете роман, вы оба? – с легкой иронией сказала она. – Я думаю, что из-за долгого запустения особняк мог стать убежищем какого-нибудь горемыки, нашедшего приют в его стенах, и наше вторжение, а затем архитекторов, спугнуло его, вот и все!
– А портрет? – по-прежнему серьезно спросила Марианна.
– Возможно, он нашел его на чердаке, где-нибудь в углу, что объясняет, почему он избежал уничтожения. Поскольку это была единственная сохранившаяся красивая вещь, он делил с ним свое одиночество, и, когда сегодня его владения оказались под угрозой, он попросту убрался, захватив то, что он привык считать своей собственностью. Я искренне верю, Марианна, что единственно правильный путь, если вы хотите вернуть вашу картину, – уведомить Фуше. Нельзя незамеченным разгуливать по Парижу с картиной таких размеров под мышкой. Так я обращусь к нему? Мы с ним добрые друзья.