Звезда для Наполеона
Шрифт:
Очарованная необычайной силой, излучаемой этим человеком, Марианна смотрела, как он спускается с лестницы, не обращая внимания на его спутника, шедшего немного позади. Но, когда ее взгляд случайно упал на того, она вздрогнула. В глухо застегнутом штатском костюме перед ней был Жан Ледрю.
Как только Марианна осталась одна в небольшой уютной комнате, обтянутой старинными гобеленами, куда ее определил Бобуа, она постаралась привести в порядок свои мысли. Появление молодого бретонца сильно взволновало ее. Она с трудом удержалась от восклицания. А обратить его внимание на себя было неблагоразумно, так
– Мы пообедаем в «Утесе Канкаля». Если меня будут спрашивать, вы сможете меня там найти.
– Хорошо, г-н барон, – ответил ресторатор, а у Марианны сразу возник вопрос: «Кто же этот барон, за которым так послушно следовал беглец с понтонов?» Но у нее не было времени рассуждать на эту тему: Мартон принесла на большом блюде аппетитный ужин, и Марианна, отложив на потом наведение справок, принялась ублажать свой страждущий желудок. Она заканчивала очень вкусный десерт – ломтики ананаса с кремом, – когда в дверь постучали.
– Войдите! – сказала она, подумав, что это Мартон пришла забрать поднос с посудой.
Но в комнату вошел Жан Ледрю.
Подавляя изумление и беспокойство, вызванные неожиданным визитом, она заставила себя остаться на месте, отодвинув столик с остатками ужина.
– Вы что-нибудь хотите? – спросила она холодно.
Ничего не говоря, Жан закрыл дверь и прислонился к наличнику, не отрывая от нее сверкающих глаз.
– Итак, я не ошибся! Это была ты! Как же тебе удалось улизнуть от Морвана? – спросил он хриплым голосом.
– Я считаю, что вы не имеете никакого права задавать мне этот вопрос! Если мне и удалось убежать от него, то уж во всяком случае не по вашей милости!
Его губы раздвинулись в неприятной, какой-то механической улыбке, а багровый цвет лица не вызывал сомнений в том, что он пьян.
– Ты поверила, что убаюкала меня, а, красотка? И ты думала, возвращаясь в свою комнату в этой заплесневелой развалине твоего бандита, что ради твоих прекрасных глаз я позволю увезти себя, связанного по рукам и ногам, в Англию? Надо сказать, ты заплатила за это соответствующую цену!!!
– По-видимому, цена была недостаточно высока, чтобы вы выполнили свои обязательства относительно меня! Чем же заплатила тебе Гвен, что ты так быстро перешел на ее сторону?
– Правдой о тебе и твоих происках, а также возможностью спасти мою жизнь и помешать твоим планам! Бесценный подарок, как видишь… даже более ценный, чем твое прекрасное тело, такое сладостное! Но успокойся, я ничего не забыл из той ночи! Ты знаешь, что я мечтал о тебе, и часто?
– Не думайте, что это меня тронет! Вы предали меня, подло обманули! Вы предпочли слушать вздорные россказни, хотя лучше других знали, что я должна была бежать из Англии, где мне угрожала смерть, что я нуждалась в опоре и помощи, а вы бросили меня, как трус, каким, впрочем, и оказались, вдобавок убив человека.
– И ты еще упрекаешь меня, что я прикончил того подонка? Он был береговой пират! Меня следовало бы орденом пожаловать за это! Что касается тебя, то твои чудесные истории потеряли для
– А я знаю, что вы поверили сказке, во сто крат более невероятной. Я знаю: Гвен вам сказала, якобы я собираюсь до такой степени очаровать вашего знаменитого Сюркуфа, чтобы он изменил своим убеждениям… Именно это, не так ли? Как это правдоподобно! Я даже не знаю, кто этот человек.
Внезапно Жан от двери подошел к Марианне. В его глазах вспыхнул гнев.
– Ты его не знаешь? Ты смеешь говорить, что не знаешь его, тогда как следовала за ним в Париж, вплоть до этой гостиницы? Неужели ты не понимаешь, что все выдает тебя? Тебе не нужно было убегать от Морвана, шлюха. Он сам отпустил тебя на все четыре стороны, он даже заплатил тебе, прибарахлил и натравил на большую дичь! Ты успела побывать в Сэн-Мало, узнать, что он в Париже, и, как хорошая ищейка, прошла по следу сюда!
Эта диатриба буквально ошеломила Марианну. Неужели он настолько пьян, что несет подобный вздор? Или сходит с ума? В ней поднимался страх перед этим готовым взорваться человеком, странным речам которого она не могла найти разумного объяснения. Она решила перекричать его:
– Я ничего не поняла в вашей басне! Я не была в Сэн-Мало, и ваш Сюркуф никогда не интересовал меня. Я же сказала, что никогда не видела его, и если он в Париже…
Оглушительная пощечина прервала ее слова. Она хотела побежать к двери и позвать на помощь, но Жан прыгнул на нее, завел ей руки за спину и сжал их там одной рукой, в то время как другой нанес еще одну пощечину с такой силой, что Марианне показалось, будто ее голова взорвалась. Затем он нагнулся к ней, обдавая винным перегаром.
– Лгунья! Грязная маленькая лгунья! У тебя хватает бесстыдства утверждать, что ты не знаешь его, что ты никогда не видела его? А только что на лестнице ты его не видела, а? Ты его не узнала, когда вся Франция знает его в лицо почти так же хорошо, как и Императора!
Она отчаянно вырывалась, пытаясь освободиться от удерживающей ее жесткой руки.
– Отпустите меня! – голос ей изменил. – Отпустите меня сейчас же, или я позову на помощь! Вы сошли с ума или пьяны; а может быть, и то и другое вместе! Отпустите, говорю вам, или я закричу!
– Закричишь? Да сколько угодно. Давай!
Чтобы усмирить ее, он выкрутил ей руки и, грубо прижав к себе, погасил крик яростным поцелуем. Марианна едва не задохнулась, но моментально оправилась. Желая избавиться от ненавистного поцелуя, она впилась зубами в насилующий рот… и сейчас же оказалась свободной.
С чувством торжества она смотрела, как ее обидчик прикладывает носовой платок к кровоточащей губе. У него был такой сконфуженный вид, что Марианна едва не расхохоталась ему прямо в лицо. Но сейчас главным для нее было – выставить из комнаты этого отвратительного субъекта. Как смогла она хоть на миг найти в нем какое-то очарование? В этом темном одеянии, которое как-то сужало его широкоплечую фигуру, он был похож на приодевшегося к празднику крестьянина. Он даже казался смешным… Пренебрежительно пожав плечами, она снова направилась к двери, чтобы открыть ее настежь, но он перехватил ее на полпути и, подняв в воздух, как сверток, бросил на кровать, где прижал ее руки у локтей, а сам присел с краю.