Звезда флибустьера
Шрифт:
Аннетта едва не упала за борт, ее могло раздавить между кораблем и лодкой, если бы он тогда не поймал ее. Джон Патрик чувствовал, как билось ее сердце у его груди, но она не заплакала от страха. Он вообще никогда еще не видел ее слез.
— Надо найти хирурга, чтобы он осмотрел руку, — сказал Джон Патрик.
Аннетта ничего не ответила, и он повел ее по деревянному настилу пристани, повел медленно, зная, что от долгого пребывания на палубе всегда кажется, что земля уходит из-под ног. Ей пришлось крепко ухватиться за его руку, чтобы идти не пошатываясь. Джон
— Так будет день-другой, пока не привыкнешь.
Он вел ее по улице: мимо шумных питейных заведений, мимо лавки с роскошными экзотическими шелковыми тканями, кружевами, гребенками из слоновой кости — всем тем, что, по его словам, привозили из дальних стран. Он прекрасно ориентировался на этих улицах. Он знал здесь каждую таверну, каждый дом удовольствий, которые и сам посещал, и извлекал из них своих загулявших матросов. Плавая под разными флагами — голландским, французским, американским, — Джон Патрик нередко пополнял здесь свои запасы. Он знал по опыту, что здешнее правительство не очень строго следит за соблюдением законов, приватно получая щедрую мзду. Джону Патрику всегда нравился этот полный авантюрного духа город, он любил бросать якорь в здешней гавани.
Несмотря на недавнее неприятное происшествие, Аннетта с волнением и восхищением рассматривала разные диковинки в витринах. Увидев в окне разноцветного попугая, она замедлила шаг, заставив и его сделать то же.
— Попугая, наверное, привезли с Кюрасао, — пояснил он удивленной Аннетте.
Джон Патрик подождал немного, любуясь ее лицом, которое было как у ребенка в магазине игрушек. Но надо было идти дальше. Он хотел, чтобы врач как можно скорее осмотрел ее руку.
— Никогда раньше не видела попугаев, — сказала Аннетта, — они действительно умеют говорить?
— Да, у меня когда-то был помощник, и у того жил попугай.
Она оглянулась и печально посмотрела на птицу.
— Он замечательный.
— Перья действительно красивые.
— Ты хочешь сказать, что не стоит с ним связываться?
— Попугаи упрямые, и их словарь обычно не подходит для дамских ушей. Матросам очень нравится учить их разным малоприличным словосочетаниям.
— Что касается упрямства, то я с ним хорошо знакома, — и Аннетта посмотрела ему в глаза. Намек был прозрачен.
— «Не судите и судимы не будете», — процитировал он, усмехаясь.
Они снова вышли на большую улицу, а потом — к лестнице, поднимавшейся на второй этаж над какой-то лавкой. Небольшая вывеска сообщала, что здесь обитает «Луи Фортье, врач».
Аннетта взглянула на Джона Патрика.
— Но рука больше не болит.
— Все равно, пусть посмотрит.
— Ты его знаешь?
— Эй, Луи мой приятель.
Аннетта снова посмотрела на него из-под темных ресниц.
— Среди твоих знакомых немало врачей.
— К сожалению, — и Джон Патрик улыбнулся своей кривоватой улыбкой.
Аннетта пошевелила рукой и на мгновение потеряла сознание. Джон Патрик знал, что ей гораздо больнее, чем она хотела в том признаться, и крепче взял ее под руку, когда они поднимались по ступенькам.
Слава
— Хотите подкинуть мне еще пациентов, капитан Смит? — спросил он по-английски с сильным французским акцентом. — Всегда с удовольствием наблюдаю, как ваш корабль заходит в нашу гавань. А когда вы уезжаете, мой кошелек становится вдвое толще, чем прежде. Вы настоящий флибустьер, капитан.
Джон Патрик готов был задушить болтливого врача.
— Нет, сегодня я привел к вам только эту молодую леди. Она упала с веревочной лестницы и повредила руку.
Врач сразу же занялся Аннеттой. Он взял ее руку в свои с нежностью, что как-то не вязалось с его огромной фигурой.
— Пожалуйста, мисс…
— Смит, — вставил Джон Патрик.
— Понимаю. Мистер Смит и мисс Смит. Ваша сестра, полагаю. — Но огонек, мелькнувший в глазах врача, свидетельствовал о том, что он абсолютно не верит в свое собственное предположение.
Джон Патрик заметил, как Аннетта закусила губу и явно колеблется. Интересно, не сглупил ли он, приведя ее в город? Может быть, она сейчас выпалит, что ее держат в плену, и попросит помочь ей связаться с французскими властями, а губернатор, который делал вид, что не знает, кому принадлежит корабль, вдруг захочет почувствовать себя джентльменом, прикажет арестовать его и объявит пушки своей собственностью. А это погубит его миссию.
Он не подумал о такой возможности, а должен был, конечно. Разве не говорила она, что постарается помешать ему?
Однако Джону Патрику так хотелось показать ей город с его изобилием орхидей и других прекрасных тропических цветов, великолепными водопадами, чудесными пляжами, покрытыми тончайшим, чистейшим белым песком и ананасовыми рощами. Ему всегда здесь нравилось, даже в тот первый раз, когда он прибыл сюда скорее как заключенный на военном английском судне, бороздящем здешние воды, чтобы ловить пиратов. Ему никогда не разрешалось сходить на берег, но он часами смотрел на опрятные дома с железными балконами и покрытые буйной зеленью горы за ними. Они были для него олицетворением свободы. Наверное, Аннетта воспринимает их сейчас так же?
Она ничего не сказала. Вместо этого она последовала за Луи к стулу и села. Врач сел рядом и стал разматывать пропитанную кровью полоску от рубашки Джона Патрика. Аннетта сидела неподвижно, сжав челюсти, терпеливо перенося боль, которую, конечно же, должна была испытывать, а он лишь моргал глазами от жалости. Луи промыл рану, попробовал каждый палец — не сломан ли, и наконец посмотрел на Аннетту.
— Надо наложить швы, — сказал он, — и останется шрам. Переломов вроде нет, но рана серьезная, и рука будет некоторое время болеть. — Он достал иголку, нитки и, поколебавшись, предупредил: — Будет больно, мисс Смит.