Звезда КЭЦ
Шрифт:
Я снова повернул ручку. И… это тоже похоже на войну.
Огромный лагерь, белые палатки и фанерные домики, окрашенные в белый цвет. У домов и палаток люди в белых костюмах – европейцы и чернокожие. За лагерем дымовая завеса, поднимающаяся почти до зенита. Дым валит клубами, как при огромном пожаре…
Новый «кадр» – сплошная стена непроходимого тропического леса пылает в огне. На пепелище стоят огромные фургоны – коробки из металлической сетки на стальных каркасах. В них копошатся люди, выкорчевывая небольшими машинами пни.
«Тропики – самые богатые
Равнина. Тракторы возделывают землю. Чернокожие трактористы сверкают белыми зубами в веселой улыбке. На горизонте многоэтажные дома, густая зелень садов. «Тропики прокормят миллионы людей… Идея Циолковского претворяется в жизнь…»
«Как, и здесь Циолковский? – удивляюсь я. – Сколько же идей успел он заготовить впрок будущему человечеству!»
И, словно в ответ на эту мысль, я увидел другие картины великой переделки Земли по идеям Циолковского.
Превращение в оазисы пустынь путем использования энергии Солнца; приспособление под жилье и оранжерейное «озеленение» доселе неприступных гор; солнечные двигатели, машины, работающие силой приливов, отливов и морских волн; новые виды растений, которые используют больший процент солнечной энергии…
Но это уже по моей части. Об этих достижениях мне известно.
Мировая кинохроника окончилась. После минутного перерыва я вновь услышал голос. И все, что он рассказывал, как наяву, проходило перед моими глазами.
«Я участвовал в испытательном пробеге аэросаней нового типа, – говорил голос. – Условия были поставлены довольно тяжелые: проехать сотни километров тундры далеко за Полярным кругом.
Я был начальником пробега и возглавлял колонну. Мы продвигались прямо на север.
Было темно. Северное сияние не полыхало на небе. Только фары освещали путь. Стояли пятидесятиградусные морозы. Кругом безлюдная снежная равнина.
Мы ехали два дня, поглядывая на компас.
И вдруг мне показалось, что небо на горизонте порозовело.
– Начинается северное сияние. Будет веселее ехать, – сказал товарищ, который вел наши сани.
Через полчаса северный небосклон разгорелся еще ярче.
– Странное северное сияние, – сказал я спутнику. – Совершенно отсутствуют переливы света. И краски не те. Обыкновенно северное сияние вначале бывает зеленоватого цвета, потом расцвечивается розовым разных оттенков. А этот свет как заря, и притом совершенно неподвижный. Он только постепенно усиливается и медленно переходит от розового к белому, по мере того как мы подвигаемся вперед.
– Быть может, это зодиакальный свет? – сказал мой товарищ.
– Невозможно ни по месту, ни по времени. И не похоже: глядите – световая полоса проходит почти от зенита до горизонта, постепенно расширяясь, как конус.
Мы так увлеклись созерцанием загадочного небесного явления, что не заметили глубокой лощины с довольно крутым склоном и едва
Через несколько минут, выбравшись из лощины, мы заметили потепление. Термометр показывал тридцать восемь ниже нуля, а всего час назад было пятьдесят.
– Может быть, этот свет излучает тепло? – сказал я.
– Если так, то это совершенно необъяснимо, – возразил спутник. – Световой столб, отапливающий тундру!
Он рассмеялся.
Столб лежал на пути нашего маршрута, и нам ничего больше не оставалось, как ехать к этому световому конусу и узнать, если удастся, в чем дело.
Мы ехали, а вокруг становилось все теплее и светлее. Вскоре мой товарищ погасил фары, в них больше не было надобности. Затем мы заметили усиливающуюся тягу воздуха в направлении светового конуса, а в его вершине разглядели ослепительно сверкающий узкий серп, словно серп Венеры, наблюдаемый в бинокль.
Увы, по мере нашего продвижения загадка не только не разгадывалась, но становилась еще более запутанной.
– Этот свет поразительно напоминает солнечный, – сказал мой товарищ в недоумении.
Скоро стало светло, как днем. Но справа, слева и позади нас были сумерки, переходившие на горизонте в полную тьму. Ветер, стлавшийся по земле, все усиливался, поднимая снежную пыль. Мы продолжали путь в снежном самуме.
Между тем температура стремительно повышалась.
– Минус тридцать… Двадцать пять… Семнадцать… Девять… – сообщал мой спутник. – Ноль… Два градуса выше нуля… И это после пятидесяти холода! Теперь мне становится понятным ветер. Видимо, этот «солнечный столб» нагревает воздух и почву – получается большая разница температур. Холодный воздух притекает снизу к теплой зоне, а вверху, наверно, есть обратные течения теплого воздуха.
Но вот мы приблизились к черте, на которую непосредственно падали световые лучи. Снежинки, увлекаемые ветром, таяли; буран превратился в дождь, который падал не с неба, а налетал сзади: снег на земле быстро таял, становился рыхлым и водянистым. На склонах бугров и лощин уже журчали ручьи. Санный путь портился. Темная морозная полярная зима, как в сказке, превращалась в дружную весну.
Ехать дальше становилось опасным: можно погубить сани. Я остановился. Остановился весь поезд. Из аэросаней начали выскакивать водители, инженеры, корреспонденты, кинооператоры – участники пробега. Они не менее меня были заинтересованы необычайным явлением.
Я распорядился поставить несколько саней боком, чтобы защититься от ветра, и открыл совещание. Оно продолжалось недолго. Все были согласны, что ехать дальше рискованно, и решили, что несколько человек должны сопровождать меня в пешеходной экспедиции, остальные останутся с санями. Мы же, разведав, в чем дело, вернемся, а затем все вместе объедем «солнечный столб» стороной и продолжим наш путь.
На месте нашей остановки термометр показывал восемь градусов тепла по Цельсию. Поэтому, скинув меховые одежды, мы надели охотничьи сапоги и кожаные костюмы, взяли с собой небольшие запасы продовольствия, инструменты и отправились в путь.