Звезда королевы
Шрифт:
Посетили они оперный дом по настоянию Егорушки, исполнявшего завет батюшки, старого графа Комаровского, который несколько лет назад видел здесь Шиллерова «Дон-Карлоса» и был поражен в самое сердце благородством немецкого романтизма.
Нашим путникам, однако, выпало смотреть совсем иную пиесу. Эта мелодрама, содержание которой было взято из французской сказки «Синяя Борода», очаровала Машу с первого мгновения.
Розалия, сестра небогатого рыцаря, влюбленная в столь же небогатого дворянина по имени Вержи, предпочла ему богатого Рауля… богатство ослепило ее. Розалия поселилась в огромном замке, и только изредка память о былой любви тревожила ее неверное сердце.
Однажды Рауль собрался в какое-то
Излишне рассказывать, но через минуту после того, как Рауль скрылся из виду, Розалия отперла запретную комнату и… о ужас! Она увидела отрубленные головы двух прежних жен Рауля и огненную надпись: «Вот доля твоя!»
Вне себя от страха, Розалия запела:
— C'est la mort! C'est la mort! [80]
80
Это смерть! ( фр.)
И тут явился переодетый в женское платье измученный любовью Вержи — увы, без меча или кинжала. За помощью к брату Розалии был послан конюший, но, кажется, поздно: воротился разгневанный Рауль, желающий одного: немедленной смерти супруги, ибо ему было предсказано, что любопытство жены погубит его; для того он испытывал супруг своих и умерщвлял их за сию слабость, надеясь тем спасти собственную жизнь.
А помощи нет и нет… Уже Розалия в темнице ждет гибели; Вержи, открывшись Раулю, просит только одной, последней, милости: умереть вместе с возлюбленной. И вот острые мечи занесены над головами несчастных, но вдруг… вдруг отворились двери, ворвались вооруженные рыцари, убили жестокого Рауля и освободили пленников, которые не замедлили проклясть прошлое и обратиться мыслями к счастливому будущему.
Занавес опустился, и Маша украдкою смахнула слезу. Егорушка подозрительно пошмыгивал своим курносым носом, глаза его странно поблескивали.
Молча сели в карету и поехали сквозь узкие улицы Берлина. Огромные дома в семь или восемь этажей, с готическими фасадами, выступами, балконами, завитками стояли, тесно прижавшись друг к другу, скрывая свет Божьих звезд. Казалось, карета пробиралась среди огромных скал, в глубоком ущелье.
Луна взошла из-за какой-то огромной башни и осветила темные воды Эльбы. Эти старые улицы, наверное, слышали лязг рыцарских шпор, звон палашей, крики кровавых поединков…
Маша пыталась завести разговор с Егорушкою, отвлечься, но тот всю дорогу молчал, сохраняя трагическую мину… Маше сделалось не по себе: неужто Егорушка вообразил себя пламенным Вержи, а ее — жаждущей спасения Розалией? Какая же роль отводилась в таком случае далекому барону Корфу? Уж, наверное, не брата-рыцаря!..
Маша зябко поежилась от внезапно подступившего к сердцу ужаса. Господи Боже! Да ведь она поступила в точности как сия неразумная Розалия, от нетерпеливости и любопытства нарушившая мужнин приказ и едва не расставшаяся за то с жизнью! И она ведь ринулась в дальний путь из нетерпеливости и любопытства — пусть менее пустых, чем у Розалии, однако тоже пренебрегши наказом своего господина и повелителя! Вспомнилось, как барон едва не учинил пожар во исполнение своей мгновенной прихоти… от этого воспоминания и всегда-то Машу познабливало — сейчас же и вовсе зуб на зуб не попадал. Слабость ее такова сделалась, что всего более в эту минуту ей захотелось, даже не заезжая в гостиницу за вещами, ринуться в обратную дорогу, через Мариенбург, Данциг, Кенигсберг и Мемель — домой, в Любавино, сидеть там несходно, в тиши и безопасности,
Что он сделает? Розги положит вымачивать для встречи жены? Или приготовит для нее цепи и какое-нибудь подземелье — самое темное, с крысами, пауками, наверное, даже с призраками? Или просто-напросто отправится к адвокату за советом: как бы поскорее развестись со взбалмошной женою? И его карьера… Ах, нет, не будет никакого развода, в отчаянии подумала Маша. Даже если Корф не менее жаждет от нее избавиться, чем она от него… Развод ему не нужен. Вот если бы она куда-то бесследно подевалась — умерла бы в одночасье, что ли, — это было бы самым удобным для ледяного барона!
Дивный аромат ворвался в приотворенное окошко экипажа. По всему Берлину цвели липы, и сладкий, мирный запах волшебным образом утешил, успокоил Машу. Однако ночью барон Корф непрестанно являлся ей в образе Рауля Синей Бороды, вооруженного огромным мечом, на котором полыхали огненные буквы: «C'est la mort! C est la mort!»; и поэтому Маша несказанно обрадовалась, когда за окном запели птицы в кронах лип, — настало утро, а значит, пора отправляться в путь. Утро, как известно, мудренее вечера, и в свете первых солнечных лучей все ночные страхи показались Машеньке сущим бредом, коего даже перед самой собой следовало стыдиться.
Путь лежал на юго-запад, через Лейпциг и Веймар к Франкфурту-на-Майне. Оттуда решено было прямиком, через Мец, ехать в Париж.
Дорога была очень приятная — виноградные сады подступили к самой карете. Но вскоре на другой стороне Эльбы показались полуразрушенные рыцарские замки, ныне пристанища летучих мышей и ветров, — и тотчас же вновь явился призрак Рауля Синей Бороды, вновь и вновь принялся тревожить он Машино воображение, и никакими силами его нельзя было отогнать. Даже Егорушкино заразительное веселье более не веселило; не забавляла даже забавная зубрежка Данилы: наскучив однообразием прусской кухни и мечтая о французских разносолах, он решил раньше всего выучить по-французски те слова, в коих видел теперь житейскую необходимость, и прилежно затверживал:
— Bon pain, bonne soupe, bonne viande, bonne biere [81] … — И снова, и снова, и опять…
Путь был слишком долог, уже и все разговоры переговорили, все надоело, и теперь ехали больше молча, подремывая или глядя в окна, радуясь самому малому новому впечатлению; но быстро уставая даже от новизны. Так что и первая встреча с немецкими разбойниками прошла для Маши как-то мимоходом.
Еще во Франкфурте до путешественников дошли слухи, будто впереди на дороге пошаливают. Мол, разбойники разбили почту, зарезали почтальона и забрали несколько тысяч талеров, а письма выбросили в реку.
81
Вкусный хлеб, вкусный суп, вкусное мясо, хорошее пиво ( фр.).
Первым впечатлением Маши, конечно, был ужас, а вторым — горячая надежда, что в сей злополучной пачке было и ее послание. Она втихомолку молилась об этом весь последующий день, пока карета не остановилась у небольшой корчмы, ворота которой были украшены надписью красными буквами. Егорушка проворно сбегал прочитать, а потом сконфуженно объявил, что сие — предупреждение для всех приезжающих, чтобы они берегли свои чемоданы и сундуки, находящиеся сзади карет, ибо в округе завелись конные и пешие разбойники.