Звезда на волнах

Бушков Александр Александрович

Одним словом, Мазур пребывал в довольно благодушном состоянии духа, не особенно и огорченный неудачей поисков, потому что такие вещи, в принципе, не должны волновать бродягу и авантюриста Джима Хокинса, близкого к природе исландца, чересчур уж поздно столкнувшегося с осатаневшей в погоне за золотом европейской цивилизацией. Как на доброй памяти тестюшкином острове, он валялся у бушприта на свернутом кливере, швыряя за борт окурки и лениво просчитывая ситуацию. Он уже знал, что должно произойти, потому что по-иному события развернуться просто не могли. Извечное женское оружие будет пущено в ход против

исландца-провинциала даже скорее, чем против континентального авантюриста…

«Знаете ли вы тропическую ночь? – спросил он сам себя, безбожно перевирая классика. – О, вы не знаете тропической ночи. Луна золотила океанские просторы, тихонечко отходят ко сну господа авантюристы – вон старина Пьер, не задавая лишних вопросов, скрылся в люке, вон бесшумными тенями просквозили туда же два безымянных китайца, после того, как хозяйка что-то тихо им приказала. Ох, изнасилуют сейчас недотепу-исландца, точно вам говорю, господа хорошие…»

Вскоре к нему, грациозно переступая босыми ножками по палубе, приблизилась Мэй Лань, все в том же невесомом купальнике, присела рядом на тугой рулон парусины, опершись на нее обеими руками и откинувшись назад, уставилась в небо. Поза была продуманная и оттого невероятно соблазнительная, рисовавшая силуэт девушки на фоне звездного неба самым выигрышным образом.

Чтобы не выглядеть вовсе уж провинциальным болваном, Мазур торопливо отправил за борт окурок и самым романтическим тоном, какой только мог изобразить, поведал:

– Какая ночь… а?

Ночь и в самом деле была чудесная – полная луна заливала зыбким сиянием джунгли на берегу, золотила на морской глади хрупкую невесомую дорожку, россыпи крупных звезд усеяли небесный купол, и едва слышно плескала в борт спокойная вода. В такую ночь только и млеть возле очаровательной девушки, терзаясь неизвестностью.

Жаль только, что Мазур никакой такой неизвестностью не терзался. Нетрудно было просчитать близкое будущее. И оттого на душе у него было чуточку грустно, потому что классическая сцена, прямиком заимствованная из многочисленных книг и фильмов (жаркая ночь, луна и звезды, романтическая тишина и палуба шхуны посреди тропических морей), была пронизана высокопробным лицемерием, все было не взаправду, все игра, притворство, лицедейство, и Мазуру было не на шутку обидно – в эти декорации так и просилось что-то настоящее, чистое и взаправду нежное, только где ж его взять, если идет игра и ставки ох как велики…

Естественно, когда Мэй Лань протянула руку, он нисколечко не удивился, взял в ладонь ее тонкие пальчики и осторожно погладил своими – настоящий кавалер должен начинать романтично, не стоит с маху грабастать девочку в охапку, как мы это наблюдаем в штатовских фильмах… Мэй Лань гибким движением переместилась в его сторону – первое мимолетное полуобъятие, поцелуй в щечку, кончики пальцев скользнули по гладкой коже, ладони замерли на тонкой талии, тело девушки чуть напряглось, обозначая легкое сопротивление приличия ради… Но все же дала себя уложить на плотную парусину, помня, что необходимо не только аккуратно расплатиться, но и очаровать, насколько удастся…

– Ты прелесть, – прошептал ей на ухо Мазур добросовестно прерывавшимся голосом.

– Только не надо о любви с первого взгляда…

– Я и не пытаюсь. Но ты ведь

прелесть…

– По сравнению с твоим обычным кругом общения, а?

– Ну что поделать, что поделать… – признался Мазур. – Жизнь носила по задворкам, чего уж там… А ты – совсем другое, ты из другого мира, и водиться привыкла отнюдь не с такими маргиналами, как я. За тобой, наверное, ухаживают красиво? Ведут умные беседы, читают стихи…

– Ты тоже попробуй.

– Увы, увы… – сказал Мазур, не найдя в своей англоязычной памяти ничего подходящего, ну, а русское не годилось, понятно. – Мы, исландцы, в поэзии не сильны, нет у нас таких традиций…

Развивать эту тему он побоялся – черт их знает, исландцев, вдруг у них как раз и есть и традиции, и поэты и об этом написано в книгах, которые просто обязана прочитать толковая студентка? В конце концов, все его знания об Исландии сводились к книжке писателя Фина, последний раз читанной лет десять назад. Тут легко угодить впросак…

– Что с вас взять, с отшельников Европы… – фыркнула Мэй Лань. – Лежи и слушай…

Она нараспев продекламировала, лежа в его объятиях и глядя в звездное небо:

И ясному солнцу, и светлой луне в мире покоя нет. И люди не могут жить в тишине, а жить им – немного лет. Гора Пэнлай среди вод морских высится, говорят. Там в рощах нефритовых и золотых плоды, как огонь, горят. Съешь один – и не будешь седым, а молодым навек. Хотел бы уйти я в небесный дым, измученный человек…

– Здорово, – сказал Мазур. – Сама сочиняла?

Она звонко рассмеялась:

– Нет, положительно ты прелесть… Это Ли Бо, великий китайский поэт.

– Ты что, с ним знакома?

– Джимми, ты меня уморишь… Он жил тысячу двести лет назад…

– Ладно, ладно, – насупился Мазур. – Если тебя спросить, кто из великих скальдов жил в Исландии лет семьсот назад, ты тоже угодишь пальцем в небо…

– А кто из великих скальдов жил в Исландии семьсот лет назад? – живо поинтересовалась Мэй Лань.

– Снорре Скьярлавсон, – браво ляпнул Мазур первое пришедшее на ум словосочетание, звучавшее вполне по-скандинавски.

– Не слышала…

– То-то. Если покопаться в памяти, смогу даже что-нибудь вспомнить.

– Не надо, Джимми, – прошептала ему на ухо Мэй Лань. – Тебе вовсе не хочется вспоминать древние стихи, тебе адски хочется снять с меня купальник…

– Ага.

– Так сними.

Он незамедлительно последовал совету – и наконец получил свое на пропитанной ароматами моря парусине, под тихие стоны и ласковый шепот. Происходившее должно было заставить любого преисполниться мужской гордости – распростертое под ним тело потеряло собственную волю, угадывая его желания и подчиняясь искусно и пылко. Кое о чем он при всем своем опыте и понятия не имел, и много времени прошло, прежде чем унялась затейливо ублажаемая взбудораженная плоть.