Звезда полковника Грома
Шрифт:
Получив одобрение сестры, завершаю разговор и обращаюсь к Милочке:
– В субботу поедем на юбилей к моим родителям.
– Я?..
– выдыхает, не скрывая удивления, Людочка.
– А что здесь еще кто-то есть?
– хмыкаю, любуясь молочными усами над ее верхней губой.
– Не знаю. Не уверена. Мне надо подумать. У меня в субботу еще работа на объекте, - куколка цедит по слову, макая в молоко печеньку и ужасно эротично облизывая размокший край.
– И, знаешь, Родион, это все же как-то неправильно. Все
Девчонка отвлекается буквально на секунду. Разбухшее печенье падает в кружку, выбивая из белой глади молочную волну, которая летит каплями прямо Милочке в лицо.
Золушка от неожиданности, словно кошка, забавно фырчит, облизывая языком губы и снимая пальцами белые капли.
Смешная ситуация вызывает во мне совершенно противоречивые чувства.
С одной стороны она меня веселит.
С другой - нежное лицо Милы в молочных каплях рождает в моем мозге сладко порочные мыслишки и картинки.
От них в моем паху становится горячо, а в домашних штанах тесно.
“Родион, - кричит голос моего разума.
– Ей всего восемнадцать. Она, в принципе, могла быть твоей дочерью. О чем ты думаешь?! Может и правда стоит снять ей квартиру, где-нибудь недалеко…”
– Ой, неловко получилось, - бесхитростно и невинно хлопает синими глазюками Людочка и по-детски облизывает мокрые пальцы.
– Ладно. Думай. До субботы время есть, - от возбуждения хрипло рычу, успев под столом поправить восстание в штанах, встаю со стула и выхожу из кухни.
– Что-то случилось? Я не то сказала? Или… молоко разлила?
– летит мне в спину расстроенно-недоуменный голос девчонки.
– Так я все уберу…
– Все нормально, Мил. Просто спать пора. Спокойно ночи!
– отвечаю безэмоционально, гася в себе порочные желания.
Глава 18
Глава 18
Мила
– Мам, ты как? Лучше уже? Надо поесть, чтобы таблетки принять, - сижу около постели матери, со вздохом оценивая взглядом масштабы предстоящей уборки.
Подношу к губам матери ложку овсяной каши. В это время на моем новом телефоне блямкает уведомление сообщения.
Посмотреть не могу, но имя “Родион” греет душу. Приятно, что хоть кто-то о тебе думает и переживает.
– Вот все ноешь, что денег нет, - еле слышно шелестит мать, поглядывая глазом на телефон.
– А у самой такая дорогущая вещь появилась. Могла бы и любимой мамочке новый купить. Смотрю, ты за последние полгода хорошо прибарахлилась…
Прикидываю, сколько у меня денег на карточке. Часть из них я планировала потратить на кожаные сапоги, а то дутики в слякоть сильно промокают. Подумав, решаю, что все же куплю матери недорогой айфон.
От мыслей меня отрывает очередное блямканье. Опускаю глаза, снова Родя.
– Кто это? Ты, Люд, ухажера завела?
– Нет. Просто
– Просто знакомый, - передразнивает мать.
– Ты смотри в подоле не принеси. Я слишком молодая для внуков. И, вообще, надеяться надо только на себя.
– Согласна, - отвечаю примирительно, понимая тупиковость этого разговора.
– Полежи, я до аптеки добегу.
– Ты, Люда, если уж решишь ноги раздвинуть, то выбирай мужика, - хватает меня за руку мама.
– С твоей внешностью, можешь себе это позволить. Не сделай такой глупости, как я с твоим отцом. Безродный мазилка иконописец…
Мать заводит свою традиционную шарманку. Сетует на гибель своих именитых родителей. На первую семью своего отца и родственников, растащивших все, что было возможно.
– Если бы не твой папаша, обрюхативший меня тобой, то я бы могла, как сыр в масле кататься, - мать говорит в своей манере, нараспев речитативом, словно стихи читает.
– Мне осталось, конечно, мало, но все же. А из-за тебя пришлось квартиру продать и перебраться в это Богом забытое Подмосковье. В Москве в кругу близких мне по духу поэтов и писателей, я бы стала звездой…
Слово “звезда” окончательно добивает ее. И мать переходит с всхлипываний на рыдания.
– Не плачь. Давление поднимется, - стараюсь успокоить мать, хотя на самом деле мне хочется сказать ей правду: и про любовь к алкоголю, и про квартиру, пропитую, и про отца, который спас нас обеих в ураган.
Еще некоторое время слушаю ее стенания молча, думая о своем. Вернее о том, что мне нужно за выходные успеть поднять ее на ноги, разобрать бардак в квартире и приготовить поесть на неделю.
Вздыхаю, мысленно распределяя сумму, что накопила на карте.
– Мил, ладно, черт с ним, с телефоном. Ты мне лучше сапоги купи, - выдергивает меня из мыслей мама.
– Мы же тебе красные кожанные на каблуке покупали прошлой зимой, когда мне на стройке премию дали, и еще пуховичок к ним, - говорю и понимаю, что в прихожей не видела ни того, ни другого.
– Продала что-ли?
– Да. Пришлось, - мать начинает хныкать, как ребенок.
– А что мне было делать, если ты денег не высылала несколько месяцев.
– Мам, я же объяснила: болела сильно ангиной, а потом пневмонией. Не работала и денег не было, - повторяю то, что уже раз десять говорила.
– Ага, давай, ври матери. Болела она. Вон какие щеки наела на харчах хахальских, - мать снова переходит на речитатив с подвыванием.
– Ты давно стихи не писала, - не спрашиваю, а констатирую факт, потому что все тетради и блокноты, которые я привезла, лежат нетронутые.
– Да. Не пишется в последнее время. Муз бросил меня, как и все ухажеры. Ты смотри, Люда, просто так никому не отдавай тело свое. Ищи мужика богатого, чтобы не только имел тебя, но и содержал, - мать снова начинает некрасиво куксить одутловатое лицо.