Звезда сыска
Шрифт:
Я провела экскурсанта к задней боковой нише, в то место, откуда Михеич обычно издавал «громы и ветров шум».
— Вот ваш гром, — показала я на лист железа, одной стороной прикрепленный к деревянному коробу.
— Понял, по железу стучат колотушкой и получается гром.
— А вот и нет. Никто колотушкой не стучит. Сейчас покажу.
Я надела лежащие тут же рукавицы, чтобы не пораниться о железо, схватилась за нижний край листа и встряхнула его. Раздался усиленный коробом грохот, весьма похожий на гром.
— У Михеича еще больше похоже
— А можно мне?
— Извольте, только рукавицы наденьте.
Петя трижды изобразил гром и остался очень доволен результатом, хотя по мне получилось у него еще хуже, чем у меня. С другой стороны, дело это не столь уж простое и требует тренировки. Потому я даже похвалила гостя.
— О, а это что такое? — заинтересовался он, завершив практическое изучение действия громоизрыгающего механизма.
— А вот послушайте, — велела я и взялась за один край большой плоской деревянной коробки, середина которой крепилась к специальному штативу таким образом, что все устройство было похоже на качели. Противоположный край опустился вниз, и из коробки послышался шум морских волн, набегающих на берег.
— Вот удивительно! — воскликнул Петя. — Как же так получается?
— Просто внутри насыпан сухой горох. Он перекатывается по дну коробки, которое устроено не плоским, а с ребрами, вот и получается такой звук.
— Никогда бы не догадался. А зачем эти железки висят?
— Вот по ним как раз бьют колотушкой. Вот этой. Не желаете попробовать?
— Желаю, очень даже желаю!
— Только не стучите со всей силы. Потихоньку.
Петя кивнул и ударил по самой массивной железной болванке.
— Так это колокол! — догадался он. — А это будут колокола поменьше, со звуком повыше?
Он тут же принялся проверять свои догадки и даже сумел исполнить нечто, схожее с благовестом. [28] И стал озираться по сторонам, явно в поисках нового приложения сил. Деревянные чашки вниманием он не удостоил, пришлось подсказывать:
— А вот этим можно стук копыт изображать. Берем эти деревянные чашки и стучим ими по доске. Нет, не плашмя опускаем, а одним краем с небольшим наклоном и только после прихлопываем всем ободом. Ну, примерно так. А теперь давайте в четыре руки.
28
Благовест (то есть Благая весть) — церковный звон одним большим колоколом (в отличие от перезвона или трезвона), извещающий о начале богослужения. Он совершается так: сначала производится три редких, медленных протяжных удара, а затем следуют мерные удары.
— Это целый конный отряд получается, — воскликнул Петя, вдохновенно выстукивая ритм, соответствующий мелкой рыси. — А теперь давайте галопом!
Я кивнула, и мы застучали куда быстрее.
— И что, это все Михеич, простите, Григорий Михалыч придумал? — не без восторга в голосе спросил Петя.
— Нет.
— Так чего же он не пошел? — удивился Петя.
— Не знаю. Может, из-за того, что непоседа по натуре своей. Может, иные причины были.
— Эх, какого талантливого человека убили! — воскликнул Петя и осекся.
— Вы не тушуйтесь, — подбодрила его я. — Я же не кисейная барышня, которая делает вид, что ничего не случилось. Мне и вправду горько, но это же не значит, что все нужно скорее забыть.
Петя понимающе покивал головой, аккуратно положил чашки на прежнее место и тихо произнес:
— А вам ничего не известно о ходе расследования?
— Откуда? И потом, отчего вы говорите шепотом?
— Ну, вы же разговаривали со следователем, — заговорил он чуть громче, но все равно вполголоса. — Опять же я слышал, что как раз вы и сообщили ему единственно достойные внимания факты.
Я пожала плечами: следователю, мол, виднее.
— Вас, видимо, просили ничего не говорить на эту тему? — вопрос прозвучал почти утвердительно, а потому я сказала:
— Ну вот, сами все понимаете, а пытаетесь расспрашивать.
— Нет, коли вы слово давали, то конечно… Но совсем же говорить на эту тему не запрещено?
— Не запрещено, — согласилась я.
— Тогда позвольте мне высказать свои рассуждения по этому вопросу? Я вот что думаю: убийство сделано не для ограбления. Так? Следовательно, это либо месть, либо убийство было совершено, чтобы скрыть нечто опасное для преступника, о чем прознали потерпевшие. Вот и надо подумать, что же такого могло быть известно кому-то из убитых?
— Полиция наверняка этим занимается.
— А вот и нет. У нас в доме был господин полицмейстер, о чем они с папенькой беседовали, я не знаю, но слышал, как он сказал уходя, что в прошлом личностей убитых ничего предосудительного замечено не было и определить с этой стороны мотив убийства не представляется возможным! Потому они сейчас сосредоточились на том, чтобы по возможности сократить круг подозреваемых.
Тут он смутился и счел нужным добавить:
— С меня никто не брал слова молчать об этом. И потом, я никому кроме вас не позволил бы этого сказать.
— Ну и что вы предлагаете? — не стала я укорять его за раскрытие служебной тайны. Невелика тайна, если поразмыслить, так любой человек к тому же выводу придет.
— Я полагаю, что никто в здравом уме не прибежит убивать людей без весомой причины. И еще полагаю, что если убитые были людьми добропорядочными, то это не значит, что не могли по чистой случайности узнать или услышать нечто. Нечто такое, чего преступник опасался раскрывать. Может, они и сами не догадывались, что страшную тайну узнали. Вот и предлагаю подумать над этим.