Звезда в тумане (сборник)

Токарева Виктория Самойловна

– Ты хорошо учишься?

– Нормально.

Режиссер разговаривал с Севкой по мелочам, о том о сем, не сводил с него обрадованных глаз. Севка расселся в кресле, и ему совершенно не хотелось уходить.

– А ты можешь плюнуть сквозь зубы? – неожиданно спросил режиссер.

Севка не заставил себя уговаривать. Он подвигал щеками и шикарно цыкнул в угол комнаты.

– Отлично! – похвалил режиссер. – Будем пробовать!

Севка снисходительно выслушал комплимент. Он был в классе на втором месте

по плевкам и мог с любого этажа попасть в центр движущейся мишени.

– Ты когда-нибудь видел звероящера?

Перед Севкой, поставив локти на дощатый стол, сидела девчонка с остреньким личиком, похожая на белочку или на крыску. Ведь у белок и крыс одинаковые рожи, только хвосты разные.

– Конечно, – проговорил Севка. – Он живет у нас на даче.

– Чушь какая! Звероящеры давно вымерли.

Севка не нравился девчонке. Он это видел.

– Все вымерли, а наш остался, – сказал он.

– Стоп! – Режиссер хлопнул в ладоши.

К Севке подошла женщина и повозила грязной губкой по его лицу. Потом поправила на голове круглую соломенную шляпу.

На Севке были холщовые штаны и рубаха, похожие на половую тряпку, только штаны серо-коричневые, а рубаха серо-голубая.

В огромном помещении, которое все называли «павильон», было одновременно холодно и жарко, пусто и загроможденно.

Севка стоял под светящимися фонарями, направленными прямо на него. Было душно, муторно, и даже тошнило от какой-то тоски и общего неудобства.

– Еще раз! – попросил режиссер. – Мотор!

– Ты когда-нибудь видел звероящера? – спросила крыска.

Севка посмотрел в ее ехидную рожу, и ему стало скучно.

– Конечно, он живет у нас на даче, – проговорил он заученно, горловым голосом.

– Чушь какая! Звероящеры давно вымерли.

– Все вымерли, а один остался… – У Севки заболело горло.

– Стоп! – Режиссер подошел к Севке. – Давай попробуем со мной.

Севка увидел перед собой его глаза, и ему вдруг стало спокойно и снова захотелось идти за режиссером куда угодно, хоть в зубоврачебный кабинет.

– Ты когда-нибудь видел звероящера? – спросил режиссер.

Он спрашивал не вообще, а конкретно у Севки и смотрел ему в самые зрачки.

– Конечно, – сказал Севка. – Он живет у нас на даче.

– А разве звероящеры не вымерли? – честно удивился режиссер.

– Все вымерли, а один остался. – Севка поднял палец, как бы подтверждая, что остался один-единственный звероящер, а не два и не три.

– А почему он остался?

У Севки заметались мысли, а следом за мыслями заметались глаза.

– Потому что он попал в выгодные климатические условия, – вывернулся Севка.

– А какие же это условия?

– А у нас на даче болотистая местность.

– А чем вы его кормите?

– Папоротниками.

Севка

говорил так искренне и делал такие честные глаза, каких, он знал, никогда не бывает у людей, когда они говорят правду.

– А почему его не берут в зоопарк? – резонно спросил режиссер.

– А мы его не отдаем. И он сам не хочет. Он у нас дом сторожит, как собака.

Режиссер верил и не верил.

– А ты не врешь? – усомнился он.

– Зуб даю! – поклялся Севка и вдохновенно плюнул в сторону.

– Отлично! – Режиссер встал. – Мотор.

Перед Севкиным носом щелкнули доской о доску, пробормотали какие-то иностранные слова: «кадр», «дубль». Опять возникла крыска и ехидно спросила:

– Ты когда-нибудь видел звероящера?

Но Севке было уже безразлично – нравится он девчонке или не нравится, жарко в павильоне или холодно, видит его мама или не видит. Он только врал и выкручивался и под конец сам уже поверил в то, что у него на даче на веревке сидит звероящер.

Пузо у него огромное, хребет как забор, а голова маленькая. Мозгов мало.

Севка сидит перед ним на корточках и скармливает папоротники. Звероящер меланхолично жует, перетирая папоротники травоядными челюстями, грустно смотрит на Севку и медленно мигает тяжелыми веками. Ему обидно, что все его знакомые вымерли еще до нашей эры, дружить ему не с кем и никто его не понимает, потому что у звероящера доисторическое самосознание.

– А ты не врешь? – с завистью спросила девчонка. Ей тоже хотелось иметь на даче звероящера.

Севка сделал энергичный жест под подбородком, который должен был означать: «Даю голову на отсечение».

В глубине павильона засмеялись, и Севке казалось, что он слышит мамин смех.

– Стоп!

К Севке подошел режиссер, приобнял, положил руку ему на плечо. В голове у Севки плыло марево от жары, от счастья и от усталости, которая пошла в дело.

Он чувствовал, что режиссер его признал, теперь он с ним одна компания, и Севкино плечо росло к его ладони.

В глубине павильона растворилась маленькая дверь в стене. Севка сразу заметил это, потому что павильон в глубине был темный и в темноте резко высветился прямоугольник двери. В прямоугольнике возник мальчик.

На нем была круглая соломенная шляпа, штаны и рубаха, похожие, на половую тряпку. Штаны – коричневая тряпка, а рубаха – сизая.

Мальчик приблизился, остановился неподалеку от Севки.

– А! Николай Иваныч! – обрадовался режиссер. Он подошел к мальчику и поздоровался с ним за руку. – Ну, как дела?

Мальчик ничего не сказал. Он сглотнул и уставился на режиссера со счастливым щенячьим выражением.

– Как учишься? – спросил режиссер.

– Нормально, – сказал мальчик басом.