Звезда второго плана

Ланской Георгий Александрович

Конечно, козырное второе отделение ей никто не даст, там будут выступать звезды первой величины, но на открытие она может твердо рассчитывать.

Обрадованная Марина завизжала, полезла к Пете с поцелуями, а вечером потратила все свои сбережения на новые наряды.

Ведь перед первыми лицами государства надо выглядеть достойно!

Конечно, ни на президента, ни на премьера она не замахивалась, но вдруг какой-нибудь министр проникнется ее нежным голосом, наивными голубыми глазами и чистой кожей, выдернет ее из-под опеки Ашота

и сделает настоящей звездой?!.

А что?

Вон у Таниты Линь муж в правительстве, какой-то министр, а Танита заливается на эстраде соловьем.

Чем, собственно, Марина хуже?

Двадцать девятого апреля, когда Марина вернулась из Киева, где даже участвовала во внеочередных выборах не то в украинскую Раду, не то в президенты – она не забивала этим голову, – Петя Крапивин сообщил: в концерте она участвовать не будет.

Они валялись на кровати гостиничного номера в Петербурге, где все еще было сыро, сумрачно, а весна, уже вовсю шумевшая в Москве, ощущалась как-то неопределенно – намеком, полутоном, словно постучалась, да так и застыла на пороге…

Гостиничный номер был так себе.

Безликий, неуютный, со стандартной обстановкой, даром что люкс.

По статусу ни Марине, ни ее продюсеру дорогих гостиниц еще не полагалось, вот и приходилось перебиваться чем придется. Светлые обои, двуспальная кровать, точнее – две сдвинутых односпальных. На тумбочке – телевизор, на стене картинка с пошлым пейзажем. В неровно стоящем платяном шкафу покосилась дверца, и потому ее не следовало закрывать плотно, а ручка, стоит дернуть посильнее, оставалась в руке…

Как там говорили в старой сказке?

«Убожество – и никакого художества»?

Впрочем, какая разница?..

Душ имеется, кровать есть, а большего и не надо.

Если бы концерт, который она отработала, был чуть пораньше, они бы спокойно уехали в Москву поездом или улетели самолетом.

Но она так устала, что была рада задержке.

К гастролям, как оказалось, тоже надо привыкать, и это давалось особенно тяжело: спать в поездах и самолетах она еще не научилась, отчего на концерты часто выходила разбитая. И только на сцене – вот она, волшебная сила искусства! – преображалась, словно за спиной вырастали крылья…

Энергия зрителей била в лицо, отчего Марина молодела на несколько лет, чувствуя себя школьницей.

Помимо этого, грела мысль о предстоящих первомайских праздниках и выступлениях у Кремля, как и было обещано.

И вдруг такая засада…

– Почему ты мне сразу не сказал? – возмутилась она и даже толкнула его в тощую грудь, да с такой силой, что Петя едва не свалился с кровати.

– Да как-то из головы вылетело, – попробовал он оправдаться, снисходительно улыбаясь.

– Потрахаться у тебя из головы не вылетело почему-то?! – ядовито уточнила она и, откинув одеяльце, решительно встала.

Петя попытался удержать ее, но Марина зло выдернула руку:

– Ты понимаешь, как я

рассчитывала на этот концерт?

– Ну и чего ты орешь? – миролюбиво спросил он. – Ты же знаешь, я не решаю эти вопросы. Не мой уровень. И потом: у тебя и так первого числа два концерта! Тебе мало, что ли?

– Да! – заорала Марина, позабыв, что она стоит перед ним совершенно голая. – Да! Мне мало! Потому что эти концерты – в ночных клубах. Их никто не увидит. А это выступление показали бы на всю страну! Обо мне узнали бы даже во Владивостоке! Для меня это – шанс! Сколько мне еще горбатиться на всяких второсортных площадках за гроши? Я же певица, в конце концов! Понимаешь? Пе-ви-ца! Настоящая!

– Марусь, ну чего ты так раскочегарилась? – лениво протянул Петя. – Ну, не этот концерт, так следующий, делов-то. Давай, иди ко мне…

– Я тебе не шалава подзаборная, чтобы по первому свистку в койку прыгать, – прошипела Марина.

Петя презрительно скривился:

– Да? А кто ты?

Марина, которая в этот момент раскопала под простынями свои трусики и пыталась натянуть их, запуталась в тоненьких полосочках кружев и едва не свалилась.

– Что ты сказал? – недоверчиво произнесла она.

– Я не сказал, я спросил: кто ты? Не шалава? Орлеанская девственница? Со мной трахаешься, у Ашота отсасываешь… Кому ты еще давала? Кажется, звуковику, верно? Я понимаю, что это все ради искусства, как иначе?! Только дела это не меняет. Шалава ты и есть. С кем угодно готова лечь, лишь бы на кочку повыше вскарабкаться.

– Замолчи! – завизжала Марина. – Заткни свое хайло, козел! Урод!..

– На себя посмотри…

– Пошел вон отсюда, скотина! Если ты думаешь, что я позволю к себе хоть пальцем теперь прикоснуться, то ты очень и очень… да… очень и очень!

– Ну-ну? – подбодрил ее Петя. – Что я – «очень и очень»?

От волнения и злости она никак не могла подобрать нужное слово.

Вечно с ней так!

Стоит разволноваться, и слова застревают в голове, особенно если на нее смотрят в упор, как этот…

Ишь, развалился на кровати и скалится…

Марина зло дернула трусики, и материя затрещала у нее под пальцами.

– Сегодня же скажу Ашоту, что хочу другого продюсера, – прошипела она с яростью.

Петя пожал худыми плечами:

– Ну, скажи.

– А завтра же тебя тут не будет. Поедешь обратно в Кировскую филармонию, будешь там бабкам водевили ставить.

Петя даже бровью не повел. Презрительная улыбка не сходила с его губ.

Марина схватила кофточку и натянула ее прямо на голое тело.

– Чего разлегся? – прикрикнула она. – Я же сказала: убирайся!

– Дорогая, – усмехнулся Петя. – Это мой номер.

Блин!!!

Марина хотела сказать ему что-нибудь гадкое, но все угрозы уже были высказаны.

Ей нечего было добавить, и потому она, натянув джинсы, сунула ноги в туфли и гордо вышла в коридор, громко хлопнув дверью.