Звездная бирема «Аквила». Рубеж
Шрифт:
В ответ — тишина, продлившаяся достаточно, чтобы Аквилины сделали однозначные выводы.
— Упертые гады, — мрачно молвил Гай и кликнул в коммуникатор. — Тит Папий, ко мне!
Легионер притопал довольно быстро.
— Мозго… хм… ухотёрку не забыл?
— Как можно! Она завсегда со мной, — расплылся в довольной ухмылке манипуларий.
Он деловито извлек из заплечного ранца свой планшет и принялся искать, где за стенной панелью спрятана проводка, ведущая на мостик.
— Сейчас он подключится к внутренней
Десятника помимо воли передернуло. Квинта Марция, кстати, тоже.
— Ну, чего… готово! — доложил Тит.
— Только не на полную мощность, — предупредил префект. Звуковой удар убивал так же верно, как выстрел из «гладия».
— Разве ж мы изверги какие! Места там мало, им и минимума хватит. А теперь! Отключить внешние микрофоны!
В полнейшей тишине Квинт видел, как люк распахивается изнутри, и им под ноги валится бесчувственное тело вражеского офицера.
— Быстро и чисто! — похвалился довольный десятник, делая префекту приглашающее движение, мол, добро пожаловать на мостик. — Система управления не пострадала. А если Луций Ицилий не пожлобится на анальгетик, то через полтора стандартных часа эти уроды смогут записать свои показания собственноручно.
— А если медицине варваров доступно кохлеарное протезирование, то можно считать, им повезло, — добавил Квинт Марций, глядя как у поверженных врагов из ушей течет кровь.
— Надо было сразу сдаться. Тогда и при ушах остались бы, — Гай Бруттий с легкостью развеял гуманистические сомнения своего доблестного префекта. — Как плечо? Вколоть еще обезболивающего? А то у меня тройной запас есть.
— Благодарю. Я потерплю до медблока.
Легионеры втихомолку одобрительно переглянулись. Начальство оказалось не только вменяемым, но еще и весьма полезным в ближнем бою: не мешалось под ногами, думало мозгами и не совало нос, куда не просят. А еще болтали всякие: «Дефективный, дефективный…»! Нормальный дядька. Ну, разве только совсем чуток с придурью. Но от книжек еще и не то бывает.
Ни одна, самая подробная и до последней мелочи документальная запись не передаст подлинное напряжение, царящее на борту корабля во время боя. Никто из офицеров шагу не сделал в сторону от своих постов и не поднял ничего тяжелее светового пера, но воротники их форменных туник потемнели от пота. Впрочем, Антоний и сам-то заметил, что волосы его взмокли, а на кончике носа повисла соленая капля, лишь когда «Аквила» захватила лучом-корвусом вражеский корабль. От волнения сердце психокорректора трепыхалось в груди, так и норовя выпрыгнуть через горло.
Подсчет пульса Антония не утешил. «107 ударов в минуту? Ого!»
Оно и понятно, ибо удовольствие от синусовой тахикардии весьма сомнительное. У Ливии, Плавтия
А Ливия! Она, созданная эдаким аватаром корабля, она кипела первозданной радостью. Ликовала откровенно по-варварски, будто дикарка с захудалой планеты, застрявшей в доиндустриальном невежестве. Разве только в пляс не пустилась — с подскоками и улюлюканьем.
«Удивляешься? — отдернул себя Антоний. — Зря. Это просто Аквилины в их естественной среде обитания. Между палубой и белым кабинетом есть разница, верно?»
И разве все они — эти одержимые мужчины и женщины, Ливии, Плавтии, Фабриции и Марции — разве они все не прирожденные безумцы, чье смертельное сумасшествие тщательно выпестовано с раннего детства, откорректировано в юности и полностью сформировано в зрелые годы?
— Ты не остановишь его? — тихо спросил Антоний у наварха.
— В честь чего это? — удивилась женщина.
— Он — префект, разве тут нет нарушения субординации?
Ливия легкомысленно отмахнулась.
— Пусть порезвится, развеется. В последние дни на нашего Доблестного слишком много всего навалилось.
— Считаешь, излечение от стресса придет к Марцию в бою?
По выражению лиц офицеров мостика Луций Антоний догадался, что те одобряют поступок префекта и вообще предпочтут смерть в бою самой деликатной психокоррекции.
Ливия лишь ехидно ухмыльнулась краешком рта, подтверждая эту неприятную догадку.
— Счастье, если ты еще помнишь, в труде. Там же черпается душевное спокойствие и жизненная сила, — неожиданно процитировала Фабриция, сделав это демонстративно — по громкой связи. — Или ты сомневаешься, Луций Антоний?
Полудобровольный пассажир «Аквилы» растерянно огляделся по сторонам. Он никогда не думал…
— Да ты мятежник почище Гая Ацилия и всех нас вместе взятых! — удивленно присвистнула Ливия. — Мы тоже безумно любим дело своей жизни, вообрази!
— И упираемся, когда какой-то великий теоретик, вроде тебя, поковырявшись в мозгах, решает отнять у нас единственный смысл жизни, — проворчал мрачный Плавтий.
Астрогаторы традиционно не жаловали психокоррекционную службу. Живым и одушевленным навигационным приборам, в чьей бездонной памяти содержится больше звездных координат, чем в некоторых галактических атласах, не улыбалось отчитываться перед умниками, не способными отличить аксиометр от астросекстанта.