Звездная дверь
Шрифт:
— Он был груб с вами? — уточнила я. — Угрожал, быть может?
На лице миссис Сонг отразилось изумление пополам с неприятием:
— Нет! Боже упаси, конечно же нет! Эндрю ни разу за всю жизнь не поднял на меня руки! Даже… — она осеклась, будто слова застряли в нее в горле, и бросила мимолётный взгляд на графин.
Я вновь наполнила её стакан:
— Продолжайте, миссис Сонг.
В этот раз воду она цедила мелкими глотками, крепко вцепившись в стакан заметно подрагивающими пальцами.
— Даже когда умер Томас, — закончила
Негромкая речь превратилась в неразборчивую, и Эбигейл, пробормотав извинения, вытащила из сумочки платок, промокнув им блестящие от слёз глаза.
Значит, Томас погиб уже в самом конце Второй Мировой, в Японии. На излёте военного конфликта, можно сказать. Довольно трагично.
Я подумала, что, возможно, всё-таки стоит откупорить бурбон.
— Ларри — это ваш второй сын? — дождавшись судорожно кивка, я, поколебавшись, всё-таки спросила: — Что случилось с ним?
Миссис Сонг тихо шмыгнула носом и её красивое лицо на мгновение исказилось в гримасе неподдельного страдания, но она быстро взяла себя в руки.
— Ларри всегда был хрупким мальчиком… У него были слабые лёгкие от рождения, и, должно быть, местный климат, да ещё стресс от потери старшего брата, — она судорожно вздохнула и опустила взгляд. — Он очень любил Томаса, мой бедный малыш. Такой светлый ребёнок был, вы не представляете!
Я промолчала, усилием воли удержавшись от того, чтобы попросить Сонг не отвлекаться. Не то чтобы я была бездушным и чёрствым чудовищем — я видела, что женщина страдает неподдельно и искренне сочувствовала её горю, пускай и не могла его полноценно понять.
— Он умер через три года, — Эбигейл сама справилась с чувствами. — Воспаление лёгких. Это стало очень сильным ударом для нас с Эндрю… Особенно для Эндрю.
Значит, Ларри умер в сорок восьмом. Но почему тогда Сонг до сих пор носит траур? Семь лет — немалый срок… Почти любая печаль перемелется. Или это она от безнадёжности уже и своего мужа похоронить успела?
— Почему? — навострила я уши, бездумно протянув руку к портсигару, но вовремя поймала это движение и вопросительно уставилась на клиентку.
Я знала, что вентилятор работал плохо — всё никак руки не доходили починить его, и мне совсем не хотелось потерять клиента из-за удушья оного. Но мозг требовал дозу никотина, и кто я такая, чтобы ему отказывать?
Однако Сонг равнодушно махнула рукой и, вновь промокнув слёзы, тяжело вздохнула:
— Понимаете… я — женщина. Мать. Моё горе — объяснимо. А Эндрю… Полагаю, вы знаете, как трудно мужчинам даются эмоции. Особенно боль, — она сокрушённо покачала головой. — Эндрю замкнулся. Он… он начал пить. Страшно, по-чёрному. Молча. Я горевала о моих мальчиках, и в этом находила утешение, а Эндрю искал его на дне бутылки. И однажды… Однажды он просто исчез.
Я, успевшая
— Простите, что? Вы хотите сказать, что он уже пропадал раньше?
Сонг невозмутимо кивнула:
— Да, через год после смерти Ларри, как раз в один из моментов ясности. Я, признаться, думала, что он взял себя в руки, но… Он отправился в Тибет, представляете? Позже он сказал, что ему нужен был покой и душевное равновесие.
Я глубоко затянулась, размышляя, что дело принимает довольно интересный оборот.
Дано: почти пасторальная картина. Муж, жена, двое детей. Но вот идиллия даёт трещину — война забирает старшего сына, а следом болезнь уносит и младшего. Мало что так ранит людей, как необходимость хоронить собственных детей. Стресс, алкоголизм… и поиски «просветления», или за чем там ещё люди уходят в далёкие от цивилизации места? Нестандартное решение, стоит признать. Интересный тип, этот Сонг…
Я проследила за тем, как ниточка сизого дыма лениво потянулась вверх, быстро растаяв в воздухе под медленным и мерным движением лопастей вентилятора.
Почему Тибет? Если Сонг воспылал жаждой духовности, почему не обратился к христианству? Если мне не изменяет память, Тибет — а, точнее, одна из гималайских вершин, Кайлас, является священным местом аж для четырёх восточных религий, но католицизм к ним, само собой, не относится.
— Итак. После года запоя ваш супруг внезапно отправляется в Тибет, — подытожила я, протянув руку в сторону, чтобы сбить пепел. — Когда он вернулся?
— Примерно через пару лет, — с готовностью откликнулась Эбигейл. — И, знаете, он совершенно изменился! Стал таким спокойным, сдержанным…
Вот! Снова отведённые в сторону глаза, снова этот печальный тон.
— Но что-то было не так, миссис Сонг. Что?
Она слегка прикусила нижнюю губу, теперь уже заметно избегая визуального контакта:
— Иногда мне казалось, что он… слишком сдержан. Будто чужой человек. Очень вежливый и обходительный, да, но совсем не тот Эндрю, которого я знала! У него всегда, знаете, был очень красивый и сильный голос. Эндрю так красиво говорил — заслушаешься. На выпускном он читал речь, и, клянусь, прослезились почти все! — Сонг бросила на меня быстрый взгляд. — А после возвращения он словно утратил некую искру. Понимаю, это звучит глупо…
— Нет, миссис Сонг, не звучит, — положив сигарету на край пепельницы, я продолжила делать заметки в блокноте. — Значит, изменился после своего продолжительного отсутствия. Он связывался с вами в эти два года?
— Было пару раз… Письма, очень скупые, в них он писал, что мне нужно быть сильной, — женщина слегка сморщила лоб, вспоминая.
— Да уж, очень полезная рекомендация, — не удержалась от сарказма я, но Эбигейл не рассердилась, а лишь кривовато улыбнулась в ответ. — А как вы, кстати, справлялись? Насколько я поняла, вы исполняли роль примерной хранительницы очага…