Звездная пыль
Шрифт:
— Наташа! — прервал он меня раздраженно. — Тут дело исключительно в Лиане. Был громкий и грязный развод с попыткой склонить на свою сторону детей, я тебе говорил. Отец против того, чтобы мы общались с его бывшей женой. Не могу же я сказать ему, что поехал в Марсель из-за тебя. Он видит это как очередное противостояние. Мол, я уехал наперекор ему.
— А твоя жена как это видит? — все же не удержалась я.
Губы Вита искривились в улыбке, будто он давно ждал этого вопроса. Сделав несколько шагов мне навстречу, Астафьев остановился рядом и скрипнул зубами. Мы подняли опасную тему годами сдерживаемой страсти друг к другу. Мне пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть ему в глаза.
— Не думаю, что это твое дело, — протянул Вит.
— Твой отец — мое
— Именно.
С этими словами он начал задирать мне юбку. Но разозлившись из-за этих слов, я попыталась вывернуться, и завязалась борьба. Он пытался сорвать с меня одежду, я — вырваться. На предплечьях Вита остались длинные борозды от моих ногтей, под ребрами — синяк от моего локтя, один раз я почти ударила его по носу затылком. Но все равно оказалась в захвате сильных рук и заскулила от боли в вывернутых суставах. Тогда Вит отпустил меня и играючи перекинул через спинку дивана, причем с такой силой, что из груди вышел весь воздух.
Я охнула и подтянулась на руках, пока Астафьев угрожающе пристраивался сверху. Вполне однозначно обозначая намерения, он все же задрал дурацкую широкую юбку от сарафана и провел ладонями по внутренней стороне моих бедер. Знакомый предательский огонь вспыхнул с новой силой, и я зажмурилась, не желая показывать Виту свое состояние.
— Ну, все еще желаешь поговорить о моей жене? — насмешливо поинтересовался он, вычерчивая на нежной коже невидимые линии.
— Да, — храбро ответила я и вздернула подбородок.
— Да? — недоверчиво переспросил Вит.
— Разумеется. Задаюсь вопросом, что она чувствует, зная, что ты долгие годы мечтаешь об одной ретивой балерине?
— А ты считаешь, что я о ней мечтаю долгие годы?
Он сказал это так спокойно, что в душе вспыхнул знакомый азарт. Не разрывая контакта глаз, я положила руку на грудь Вита и надавила, заставляя откинуться назад, на противоположный подлокотник дивана, и потянула вверх футболку. Пока он покорно раздевался без моего участия, я разместилась удобнее у его ног и распустила волосы. Тишина буквально давила на барабанные перепонки, но никто не говорил ни слова.
Думала ли я, что он мечтал обо мне долгие годы? Черт возьми, да! У меня не было доказательств, но что-то подсказывало, и теперь настал черед небольшой проверки на прочность. Я потянула вверх подол своего пестрого сарафана, не без удовольствия отмечая, как ни-разу-не-мечтатель жадно следит за этим глазами. Дошла до кромки белья и совершенно вульгарно провела ладонями по собственным бедрам. Вниз, снова вверх. Привстала на колени, скомкала ткань на животе и посмотрела прямо на Вита. Он улыбался так, будто говорил: знаю я, что ты затеяла. Погладив себя по плоскому животу, я стянула сарафан через голову и швырнула его на пол. Астафьев в этот момент хмыкнул и бесстыдно потянулся к поясу джинсов, явно собираясь принять участие в представлении, но трогать он собирался вовсе не меня. И от бесстыдности момента я почувствовала, как к щекам прилила кровь. Не желая отступаться от образа коварной обольстительницы, я взъерошила пальцами волосы, провела руками по груди, по животу и ниже, красиво изогнувшись будто бы из-за ласк. Впрочем, все это было игрой, и только. Мое внимание было сосредоточено исключительно на нем — на Вите, — казалось, упади за окном метеорит — не заметила бы. От мысли, что, быть может, он думает обо мне… так не впервые, у меня поднималась температура и слабели ноги. Власть над этим мужчиной пьянила меня лучше любого алкоголя, лучше… даже лучше «Пыли». Я не смогла бы остановить это безумие, даже если бы захотела. Бесстыдно изгибаясь под ласками собственных рук, я неотрывно следила за лицом любимого мужчины и понимала, что мы делаем что-то ужасное друг с другом и людьми, которым небезразличны, но… мне это было нужно. И, похоже, не только мне. Когда мы потерялись друг в друге? Сейчас или еще тогда, четыре года назад, когда он предложил мне стать его в обмен на статус примы?
По лицу Вита прошла сладкая судорога, исказившая каждую черточку, и он откинул голову, закрывая глаза. И я неожиданно ощутила такое
Кажется, купить фотоаппарат предложила я. Не потому, что намеревалась собрать коллекцию наших с Витом фотографий, просто мы не раз и не два проезжали мимо красивых мест, даже не задерживаясь, а тут был повод остановиться. От этого казалось, что дни бегут не так стремительно. К тому же, как оказалось, сидеть по вечерам на диване и пересматривать общие фотографии очень приятно. Это будто бы делало Вита чуточку более моим.
Однако особенно повеселил меня снимок, сделанный после второго посещения доктора Лебруна. В целом, визит к ортопеду прошел очень неплохо: рентген показал, что кости срастаются правильно, и это полностью исключило операцию. Но была и ложка дегтя: из-за увеличения нагрузки на здоровую ногу мне рекомендовали носить наколенник — поберечь и без того натруженные суставы. Не нова практика, но по жаре удовольствие то еще. И спустя несколько часов я крутилась на одной ноге перед Витом, размахивая юбкой очередного дурацкого сарафана (да-да, стараниями спонсора коллекция вопиюще жизнерадостной одежды пополнилась), а он сделал снимок. В итоге я оказалась запечатлена с задранным по самые бедра канареечным подолом, из-под которого выглядывал черно-синий наколенник и, конечно же, красовались уродливые туфли Барука. Вит в своей язвительной манере сообщил, что это фото достойно висеть в рамке, столь непривычной я на нем кажусь. Присмотревшись, я решила, что так и есть. Веселая, открытая улыбка и наряд, который мне не мог присниться и в страшном сне. Будто и не я вовсе.
Наверное, все дело в том, как я стала воспринимать это место. Несколько раз мне мерещилось, что мы с Витом накрыты домом, как огромной морской раковиной, под которую никто не способен проникнуть, дабы разрушить наш маленький мирок. Мирок? Нет, целый мир, мир, в котором я вдруг перестала злиться.
Украденная чужая жизнь — вот что это было. Разве могла я — Наталья Павленюк, одинокая и язвительная исполнительница ведущих балетных партий — просыпаться в объятиях чужого мужчины, не заботясь о фигуре, пить кофе с круассанами, а потом днями напролет предаваться праздной лени? Я сидела на пляже и чуть ли не впервые в жизни читала любовные романы, не обращая внимания на смешки Астафьева, фотографировала пестрых бабочек и знакомилась с современной эстрадой, лежа на пляже в наушниках. Да куда там! Я впервые в жизни покрылась загаром, это ли не чудеса? Встав с постели в один прекрасный день, я поняла, что попросту не хочу возвращаться назад — туда, где живет та часть меня, которая является настоящей. В мешок из каменных улиц, залитых дождем и вечным недовольством, пропитавшем все вокруг.
— Доброе утро, — появился на кухне Вит.
Глядя на него без рубашки, с еще влажными после душа волосами, я почувствовала острое желание назвать его своим или сказать, что люблю. Старательно сжимая зубы, дабы не выпустить на волю ненужные откровения, я указала Виту на сваренный кофе и уткнулась в телефон. Искусственно выдумав себе занятие, принялась чистить почту от спама и чуть было не удалила одно письмо — в последний момент решила открыть. Но когда увидела содержимое, даже руки дрогнули.
— У меня есть предложение, — сказал Вит, и я попыталась вернуть лицу нейтральное выражение. — Что случилось?
Судя по всему, не вышло.
— Очередная странная петиция. Не обращай внимания.
Вряд ли он мне поверил, но допытываться не стал, а я сохранила письмо себе на диск и сделала вид, что внимательно слушаю Вита.
— Что за предложение?
Прищурившись, он вдруг сказал:
— Пожалуй, тебе придется мне довериться.
— Вот еще, — фыркнула я. Астафьев лишь хмыкнул и скрестил руки. — Выкладывай.