Звездная пыль
Шрифт:
Встретившись взглядом с Витом, я резко отвернулась и слепо уставилась на висевшую на стене картину. Секунд через десять до меня дошло, что изображен на ней вовсе не цветок, и к щекам прилила кровь. На каждом шагу мины и ловушки!
— Пойдем-ка, — решил вмешаться Эд и потянул меня на диван-зебру.
Я мысленно застонала: вот только сидеть напротив Вита и пытаться не встречаться с ним глазами не хватало! Однако фотограф был не прочь сам завладеть моим вниманием. Он так жадно и восторженно рассматривал мое лицо, что уголки моих губ сами собой потянулись
— Прости за назойливость, — сказал вдруг. — Но я знал нескольких балерин, и они были сложными и интересными женщинами. Характеры… — Он закатил глаза. — Эти внутренние стальные канаты так и просятся в кадр, но нужно поймать, понимаешь?
В нос ударил пряный запах кальяна, и я с трудом удержалась от взгляда в сторону Вита.
— Поймать красивый кадр с женщиной на пуантах любой дурак сможет, а мне этого мало. Без уродства не было бы настоящего искусства, не нужно лишать его перчинки, как думаешь?
Не вполне понимая, о чем речь, я вежливо улыбнулась и попыталась сменить тему:
— Вы уже снимали промо для балета?
— Деточка, я так стар, что снимал множество вещей, какие тебе и не снились. Но все же недостаточно, чтобы меня звали на «вы»! — кажется, обиделся Эд.
— Извини, — улыбнулась я.
— Ты ведь станцуешь для моей камеры, о прелестное дитя Терпсихоры?
— С удовольствием, — ответила, не покривив душой.
— Только сперва позволь мне одну шалость, — неожиданно подхватился Эд и вскочил с дивана.
Он ретировался в полуогороженную кухню и загремел ящиками. Я перевела на Вита вопросительный взгляд, но он лишь пожал плечами. Признаться, в расслабленной позе, полуофициальной одежде, на софе и с мундштуком от кальяна в руке он был чертовски хорош. И еще он смотрел на меня. То ли просто наблюдал, то ли ждал чего-то. Напомнив себе о том, сколько пренебрежения на меня было вылито всего за одну поездку, я поджала губы и опустила взгляд. И вовсе мне не следовало восхищаться человеком, который ни во что меня не ставил.
— Сколько вы собираетесь на меня злиться? — неожиданно спросил Вит, верно угадав мое настроение.
— Столько, сколько смогу, — буркнула, не скрывая раздражения.
— И чем же я это заслужил?
— Тем, что назвали меня посредственностью.
Он негромко засмеялся, откинулся на подушки, а затем глубоко затянулся. Он выглядел до неприличия довольным.
— Наверное, это случилось в тот момент, когда я сказал, что вы должны быть очень особенной, раз Адам работает с вами, несмотря на очевидные минусы? — уточнил он.
— Совершенно верно. Это звучит как сомнение в его здравомыслии, — не поддалась я на провокацию.
— Видите ли, я не настолько силен в балете, чтобы спорить с профессионалами, и никогда не стану. Единственное, что я могу сказать наверняка: нравится мне зрелище или нет. Глядя на Диану, я замечаю одни лишь недостатки ее внешности, и это ужасно отвлекает от непосредственно танца. В отличие от Адама, я могу себе позволить подмену
— Но если вы далеки от балета, зачем спонсируете его?
— Это отличный способ помелькать и поднять стоимость акций компаний, принадлежащих нашей семье, — насмешливо изогнул бровь Вит. — Поэтому нам выгодна широкая огласка, смена примы и вся возможная реклама. А еще балерины.
— Боже мой, — вздохнула я. — Надеюсь, вы не собираетесь превратить балет в пошлое шоу?
— Об этом не переживайте. В отличие от большинства членов моей семьи я скорее поклонник… элегантных и тонких манипуляций.
— Да, я уже имела честь познакомиться с этим умением… в машине.
Вит лишь неопределенно пожал плечами, давая понять, что не собирается извиняться за свое поведение. Впрочем, продолжать разговор не имело смысла, так как рядом появился торжествующий Эд.
— Нашел! — ликующе воскликнул он, потрясая шоколадным батончиком.
От одного вида упаковки «Сникерс» в животе предательски заурчало. А фотограф понимающе усмехнулся, обнажил лакомство с края и поднес ко мне.
— Кусай, — весело сказал он.
— Мне такое нельзя, — замотала я головой.
— Маленький кусочек, от него тебе ничего не сделается. Разве что нимб потускнеет, — попытался заверить он меня.
Я знала, что Эдуард прав, но стоит сорваться в малом — и уже не остановишься. Изредка я позволяла себе пару долек черного горького шоколада, но лишь потому, что никогда его не любила. А о большем не помышляла много лет. Обычно на завтрак у меня была половинка фрукта и пара ложек натурального йогурта, обезжиренный творог или каша на воде. О том, что существуют такие продукты, как кофе, шоколад или майонез, безопаснее всего было не вспоминать. Не раз и не два я голодными глазами провожала прохожих, поедающих вкусности из МакДональдса и ненавидела себя за то, что тоже все это хочу. А тут прямо под носом обернутые в шоколад и карамель орешки… очень много калорий! Ну почему мне не повезло родиться равнодушной к еде? Я не сумела сдержаться: потянулась губами к лакомству и откусила. Совсем немножко, но это было умопомрачительно вкусно. Я не сдержала стон. Откинулась на диванные подушки, прикрыв глаза, и попыталась не позволить шоколаду покинуть мой рот как можно дольше. Честно слово, даже глотать было жалко!
— Вот скажи мне, друг, — обратился Эдуард, судя по всему, к Виту. — Когда ты в последний раз видел девушку, которую можно сделать счастливой всего лишь крошечным кусочком шоколада? Нам, пресыщенным мирскими наслаждениями, не понять измученных балерин, бьющихся насмерть и питающихся одной лишь цветочной пыльцой!
— Увы, цветы дарят чуть ли не исключительно приме, — не сдержалась я, облизнув губы в надежде, что на них остался хоть маленькой кусочек шоколадной крошки.
— А я-то думал, отчего балерины бьются за это место? — насмешливо отозвался Вит, гипнотизируя меня глазами. — Значит, все дело в том, что вы неравнодушны к цветам?