Звездная пыль
Шрифт:
– Ты увидишь, моя дорогая, рыженькая мексиканочка, что деньги и власть добавляют признания и респектабельности такому союзу, как наш.
Валентина пристально взглянула на мужа.
– Откуда ты узнал?
Лысый новобрачный поглаживал аккуратно подстриженные усы.
– Ты также увидишь, что с деньгами можно собрать практически любую интересующую тебя информацию.
– И что ты знаешь обо мне?
– Все, – признался Киркленд Трент. – Ты въехала в страну нелегально, оставив свою семью в цитрусовом поясе Техаса четыре года назад, когда тебе было четырнадцать.
Валентина с улыбкой посмотрела на самодовольного мужа. Были кое-какие секреты, неподвластные даже его деньгам. Трент ничего не знал о фотографии, которую она хранила в своем бумажнике. Эту фотографию дала ей мать в тот день, когда она покидала дом.
На ней был запечатлен молодой человек с рыжими волосами и обаятельной улыбкой; на загорелой шее мужчины висели авиационные очки. Красивый американец английского происхождения, летчик сельскохозяйственной авиации был ее отцом. Она не знала имени своего отца и никогда никому не говорила о нем, в том числе Тренту. В памяти промелькнули картины ее несчастной жизни в долине Рио-Гранде, и она, подумав про себя, что ничто и никто не вправе подвергать опасности ее новую, славную жизнь среди богатства и великолепия, решительно сказала:
– Теперь, Трент, ты – моя единственная семья.
– Пусть так и будет.
Киркленд Трент по-прежнему сильно возбуждался от одного только вида жены и, к своему восхищению, обнаружил, что по крайней мере в спальне она может кое-чему поучить и его. Ему нравилось это. Валентина проделывала такое, о чем первая жена Трента даже никогда не слышала и была бы возмущена, если б он предложил ей попробовать сделать нечто похожее. Для Трента это был целый мир плотской радости. Благодаря очарованию Валентины он чувствовал себя как подросший молодой жеребец, был ненасытен и всегда хотел ее.
Когда через пять лет после свадьбы Киркленд Трент умер от обширного инфаркта у себя в кабинете, в то время как обнаженная Валентина восседала на нем верхом, она искренне горевала.
Это был такой приятный день! Они пришли, взявшись за руки, в отель «Адольфус» во время ленча. Потягивали вино и говорили о предстоящей встрече с группой семейных адвокатов. Трент взял Валентину за руку и, глядя ей в глаза, сказал:
– Я все завещаю тебе. Адвокаты должны успеть подготовить завещание к встрече на следующей неделе.
В середине дня они возвратились в офис сытые и довольные.
– Трент, дорогой, который час? – спросила Валентина, когда они, лениво зевая, входили в его кабинет.
Киркленд поднял руку, отодвинул манжету рубашки и посмотрел на массивные золотые часы с платиновым циферблатом.
– Сейчас без десяти три, дорогая.
– Хорошо, – сказала Валентина улыбаясь. – Квартет Стампса Бакстера и их менеджер не появятся здесь раньше половины четвертого. – И
Через пару минут оба были полностью раздеты.
– Где ты хочешь, дорогая? – спросил шестидесятисемилетний Киркленд Трент, привыкший к тому, что им командовала его двадцатитрехлетняя жена.
– М-м-м, – задумалась Валентина, – почему бы тебе не лечь на пол, Трент, а я сяду на тебя верхом.
Валентина извивалась, дергалась и кричала, пока наконец не обмякла на груди мужа, безвольно лежавшего на спине, и, тяжело дыша, пробормотала:
– Боже мой, Трент… Трент, Трент? О Боже, Трент, Трент!
Глава 7
Лаура бережно положила кроваво-красную розу на монумент поверх вытравленной в камне буквы «В». Потом медленно поднялась на ноги и застыла в задумчивом молчании. Ветер развевал ее черные волосы, хлестал ими по лицу и жалил глаза, затуманенные переполнявшими ее чувствами.
Наконец, неслышно вздохнув, она устало прошла по мраморному надгробию и спустилась на побуревшую зимнюю траву. Ни разу не оглянувшись, Лаура миновала мертвый газон, пересекла посыпанную галькой аллею и поднялась по ступеням особняка. Телохранители Бадди Хестер и Хэл Элкотт сопровождали ее на почтительном расстоянии.
Лаура остановилась перед высокими арочными дверями и достала из сумочки золотой ключ. Двойные двери распахнулись внутрь, и она обернулась к своим провожатым, застывшим у подножия лестницы.
– Бадди, на улице холодно. Идите в дом и ждите меня.
Лаура исчезла в роскошном особняке, ее шаги громким эхом отдавались в тишине прихожей. Она ни разу не посмотрела вниз на гладкий пол из итальянского мрамора и на английскую хрустальную люстру над головой. Не стала сворачивать направо в арочный проем, ведущий в просторную гостиную с обюссонским ковром и мебелью в стиле чиппендейл. Не стала поворачивать и налево – в столовую с английским банкетным столом на одной ножке, где был аккуратно расставлен тонкий вустерский фарфор, словно к обеду ждали важных гостей.
Парадные, заполненные антиквариатом комнаты не представляли для нее никакого интереса. Она равнодушно прошла мимо них и направилась в заднюю часть дома. Три мраморные ступени вели в огромную, отделанную дубовыми панелями библиотеку, где на полу лежал старинный персидский ковер работы девятнадцатого века.
Она улыбнулась.
Этой теплой комнатой, в которой сейчас царил беспорядок, Лаура дорожила больше всего. Здесь прошлое вновь стало настоящим, здесь Вождь учил ее читать, петь и играть на гитаре.
С этой истинно мужской библиотекой связаны ее первые воспоминания о Вожде. Именно здесь, в этой залитой солнечными лучами святыне, Лаура видела его чаще всего.
Скинув с плеч соболью шубу, она небрежно бросила ее на спинку кожаного кресла. Точно так же, как это было тысячу раз, Лаура проходила вдоль увешанных памятными вещами стен, любовно рассматривая экспонаты. Здесь были все сорок его золотых и платиновых дисков, упакованных и аккуратно развешанных симметричными рядами. И фотографии, десятки фотографий.