Звездное наследие
Шрифт:
Трепещущая Змейка свилась в кольцо и словно нимб монотонно кружила над головой Ролло. На границе светлого круга, отбрасываемого костром, маячили густые тени Преследователей. Где-то там лежит город, который они ищут. Возможно, это не город, а просто легенда. И местность, по которой они идут, тоже может оказаться не более чем легендой. Они — человек, ведьма и робот, возможно, последний уцелевший робот. Разумеется, не последний оставшийся в живых (таких было много), но последний, сохранивший способность двигаться, работать, видеть, слышать и говорить. А они с Мэг, вероятно, единственные люди, знающие, что и другие роботы живы, но пребывают в безмолвном мраке.
Странная компания: лесной бродяга, ведьма,
А теперь, когда легкой жизни больше нет, что такое нынешняя жизнь? Почти пятнадцать веков бессмысленного жестокого варварства. И самое страшное в том, что человек даже не пытается подняться над своим варварством. Как будто, потерпев неудачу на избранном пути, человек не хочет и не может построить другую жизнь. Вероятно, не хочет даже попытаться сделать это. А может, человечество просто не сумело использовать свой шанс, а другого больше не будет?
— Парень, ты чем-то встревожен.
— Да нет. Просто размышляю. Что изменится, если мы найдем Звездный Город?
— Мы будем знать, что он есть. Будем знать, что когда-то человек летал к звездам.
— Но этого мало, — сказал Том. — Просто знать — мало. Наутро хандра отпустила его. В этой пустыне, как ни странно, было что-то радостное, какая-то свежесть и чистота, простор, где человек ощущал себя хозяином всего, что видел. Они по-прежнему были одни, но одиночество уже не пугало. Как будто они шли по стране, специально созданной только для них, из которой изгнаны все остальные, где видно далеко, насколько хватает глаз. Преследователи по-прежнему сопровождали их, но уже не казались опасными. Они стали чем-то вроде попутчиков, членами компании.
На исходе дня путешественники увидели двух человек. Таких же одиноких и затерянных в огромной пустоте, как и они сами. До них, стоявших на невысоком пригорке, было с полмили. Мужчина был очень старый, с седыми волосами и бородой. Он был одет в потертые кожаные штаны и стоял прямо, как молодой дуб, глядя на запад. Неугомонный западный ветер трепал его шевелюру и бороду. Женщина, выглядевшая куда моложе, сидела за его спиной чуть сбоку, поджав ноги и наклонившись вперед; она была прикрыта халатом, давно превратившимся в лохмотья. Вокруг росли подсолнухи.
Подойдя поближе, Кашинг увидел, что старик стоит в двух неглубоких ямках. Он был босиком, пара изношенных мокасин валялась рядом. Ни он, ни женщина, похоже, не заметили их приближения. Мужчина стоял прямо и неподвижно, сложив руки на груди, запрокинув голову и прикрыв глаза. В нем ощущалась острая настороженность, как будто он прислушивался к чему-то, недоступному слуху других. Было тихо, лишь иногда шелестели подсолнухи под налетавшим ветерком.
Женщина, сидевшая в траве, скрестив ноги, не шелохнулась. Похоже, они не знали, что их уединение нарушено. Голова женщины была склонена к коленям, которые она обхватила руками. Взглянув на нее сверху вниз, Кашинг увидел, что она молода.
Ролло, Мэг и Кашинг стояли рядом, озадаченные и немного раздраженные, и ждали, когда их заметят. Энди отмахивался от мух и щипал траву. Преследователи настороженно кружили поблизости.
Нелепо, подумал Кашинг. Стоим, будто шаловливые дети, которые заигрались и залезли, куда не положено. И теперь в наказание с ними не хотят разговаривать. Но от этих двоих исходила какая-то аура, мешавшая нарушить молчание.
Пока Кашинг решал, рассердиться ему или, наоборот, смутиться, старик очнулся и пошевелился. Первым делом он медленно, величественно опустил руки,
— Добро пожаловать на нашу землю, незнакомцы, — сказал он. — Пусть у нас ее и немного, всего несколько футов. Не согласитесь ли вы испить воды за здоровье моей внучки и мое собственное?
Женщина по-прежнему сидела на траве, но теперь она подняла голову, прикрывавший ее халат упал на землю. На лице у нее было выражение какой-то невинной отрешенности, от которого становилось не по себе, а взгляд казался совершенно бессмысленным. Этакая миловидная кукла, будто не в своем уме.
— На тот случай, если вы не заметили, скажу, что моя внучка дважды блаженная, — проговорил старик. — Она не от мира сего и неприкосновенна для этого мира. Обращайтесь к ней ласково, пожалуйста, — или вовсе не замечайте ее. Она — нежное создание, и вам нечего бояться. Она счастливее меня, счастливее любого из нас. И прошу вас не жалеть ее. Напротив, это она с полным правом может пожалеть всех нас.
Мэг сделала шаг вперед и протянула старику чашку с водой, но тот отвел ее руку.
— Сначала Илейн. Она всегда первая. Возможно, вам хочется знать, чем я занимался, стоя в этих ямках и отрешившись от окружающего. Я был менее отрешен, чем вы, возможно, думаете. Я беседовал с цветами. Эти цветы так красивы, так чувствительны и учтивы… Я чуть было не сказал «умны», а это не совсем верно, ибо их ум, если его можно так назвать, не похож на наш, хотя, возможно, в некотором смысле он лучше нашего. Совсем другой ум, но если поразмыслить, то слово «ум», вероятно, тут не подходит.
— Это у вас недавно? — немного недоверчиво спросил Кашинг. — Или вы всегда разговаривали с цветами?
— Сейчас — больше, чем прежде, — ответил старик. — Но у меня всегда был этот дар. И я общаюсь не только с цветами. С деревьями и любыми другими растениями — травой, мхом, лозами, сорняками, если, конечно, существуют растения, которые можно на полном основании назвать сорняками. Но разговоры с ними — не главное, хотя иногда я разговариваю. В основном я слушаю. Иногда я уверен, что они знают о моем присутствии. Когда возникает такая уверенность, я беседую с ними. Они чаще всего понимают меня, хотя не уверен, что они знают, кто это говорит с ними. Возможно, их восприятие не рассчитано на распознавание других форм жизни. Они существуют в своем собственном мире, который, я уверен, наглухо закрыт от нашего, так же, как наш мир наглухо закрыт от их мира. Закрыт не в том смысле, что мы не знаем о них, ибо, на их беду, мы очень много о них знаем. Что нам совершенно неизвестно, так это то обстоятельство, что они обладают сознанием, не худшим, чем мы.
— Надеюсь, вы извините меня за неспособность сразу уяснить смысл ваших слов, — сказал Кашинг. — Но я даже в самых диких своих фантазиях не мог допустить мысли о чем-либо подобном. Скажите мне, что было сейчас? Вы только слушали или разговаривали с ними?
— Сейчас они разговаривали со мной, — ответил старик. — Они рассказывали мне о чуде. На западе, говорили они, есть группа растений (насколько я понял, это деревья), которые, похоже, чужаки в этой стране, привезенные сюда давным-давно. Как их привезли, растения не знают, или мне не удалось их понять… Но в любом случае это великие деревья, гиганты разума и понимания. О, спасибо, дорогая. — Он принял из рук Мэг чашку и осушил ее, но не единым духом, а медленно, смакуя каждый глоток.