Звездные часы и драма «Известий»
Шрифт:
— Ну а теперь к делу, — отпив чай, сказал Георгий Хосроевич. — Я встречаюсь с вами по поручению секретаря ЦК КПСС Вадима Андреевича Медведева. Он вчера слышал ваше выступление, оно ему очень понравилось. Мы предлагаем вам работу в качестве консультанта…
Я был удовлетворен, я почувствовал, как лесть обволакивает мою горькую душу. И уже изготовился услышать похвалу за свое трехлетнее собкорство в Болгарии: если сюда зовут, значит, видели по материалам в «Известиях», что я там не отлынивал, старался соответствовать уровню газеты, и сейчас знают, на что я способен, чего можно от меня ждать. Но, увы, о моей корреспондентской работе за всю 40-минутную встречу не было сказано ни слова. Выдержав правила приличия, я
— Да, сейчас демократия… Еще недавно с вами вели бы здесь речь по-другому, не уговаривали бы. Но все же подумайте. Через несколько дней вам позвонят.
Первое, о чем подумалось, когда выходил из исторического кабинета: это ведь ужасно — организация, которая вершит судьбами государства, сотен миллионов людей, приглашает к себе на работу только на основании того, о чем человек десять минут вещал с трибуны. Выходит, достаточно всего лишь произвести впечатление… И это — штаб перестройки страны? В тот день я не стал скептиком, но романтизма поубавилось.
Действительно позвонили. Кто-то на уровне завсектором, с ним и была поставлена точка в несостоявшемся партийном трудоустройстве. В те мартовские дни я находился в Москве еще и в связи с 70-летним юбилеем «Известий», на который были приглашены собкоры. После торжеств Игорь Голембиовский — напомню, ответственный секретарь — предложил мне место своего первого заместителя.
Выяснилось, что с главным редактором обсуждался такой вариант, он одобряет. Никто не гнал лошадей, необходимости в спешке не было. Понадобилось время, чтобы найти мне замену, утвердить ее в инстанциях и только 14 ноября я с семьей окончательно вернулся в Москву. Мог, конечно, обустраиваться с неделю, но не вытерпел, был в редакции утром следующего дня.
Хорошо припоминаю то время: обстановка в нашем доме приподнятая, газета идет нарасхват, отражая бурю в жизни страны. Шлюзы гласности открываются все больше, запретных тем становится все меньше. Редакция единодушна в том, что мы должны поддерживать перестройку и быть нетерпимыми к силам реакции. Это и есть стратегическое направление в нашей работе, в том числе и в новой моей. Наш каждодневный девиз — делать очередной номер лучше предыдущего, чего добиваться нелегко. Но народ в «Известиях» работоспособен, у нас масса талантов. Трудовой энтузиазм организуем в новые творческие группы, комиссии, идут споры, дискуссии.
Как и при Толкунове, самые важные вопросы решала тройка: главный редактор, его первый зам, ответсекретарь. Однако по влиянию на все — на известинский климат, курс газеты, ее содержание, кадровую политику теперь уже второе и третье места в этой тройке нужно поменять между собой: Голембиовский вышел вперед Ефимова, его в редакции стало больше. Это подтверждают и стенограммы летучек. Игорь берет слово фактически на каждой из них, предпочитает говорить о наших неудачах, просчетах на фоне серьезных проблем в стране, всегда что-то предлагает. Николай Иванович выступает намного реже, идей у него меньше, мнение о крупной публикации часто сводится к тому, что она бы выиграла, если бы ее существенно уменьшили. Тяга к сокращениям у него постоянная, любит урезать материал часто на целую колонку, независимо от ее высоты. Появился даже термин: сократить на «ефимовку», то есть на колонку.
Все видят, что Игорь много работает. Уважение к нему всеобщее, но не каждому нравятся появившиеся в нем категоричность, убежденность, что он лучше других знает, где лежит
— Я говорю от своего имени, это — мое личное мнение. Но у тебя, конечно, по этому поводу есть особое мнение и оно, как водится, единственно верное.
Наши отношения с Игорем так сложились, вернее — так закрепились в секретариате, что лучше и не надо. У нас полное взаимопонимание по всему, что касается работы, сюда, понятно, входят и взгляды на политическую позицию «Известий». Когда случаются разногласия, они нормально обсуждаются. Если я слышу в свой адрес «ты неправ», «заблуждаешься», то и в тех случаях, когда я абсолютно прав, а ошибается, заблуждается он, и я об этом ему откровенно говорю, разговор протекает спокойно. Ни разу ни один из нас не повысил голоса, не бросил на другого косого взгляда. А общались мы, занимая соседние кабинеты, по многу раз на день. Вспоминаю о своем секретариатском периоде с Игорем, как о комфортном и очень интересном. Но длился он недолго — всего год.
Поздней осенью 1988 года в руководящем звене «Известий» произошли серьезные перемены. Ушел Ефимов, как тогда считалось, на большое повышение — заместителем заведующего идеологическим отделом ЦК КПСС. Известинцы не сомневались, что первым замом главного станет Голембиовский, этого хотел и Лаптев. Но с его мнением и настроением коллектива высшее руководство страны не посчиталось. На место Ефимова оттуда, из ЦК, прислали заместителя заведующего подотделом массовой информации Владимира Севрука, одного из самых нелюбимых интеллигенцией, хамоватого партаппаратчика-демагога. В связи с выходом на пенсию уволился многолетний зам главного Борис Илешин. И уже на его должность был назначен Голембиовский. При этом произошло перераспределение обязанностей. Игорь стал куратором международных отделов, Севрук — других отделов, служб.
Когда решался вопрос с Игорем, Лаптев посчитал нужным поговорить со мной. Собственно, говорил он, я слушал. Было высказано его, главного редактора, доверие ко мне и желание видеть меня в качестве ответственного секретаря, члена редколлегии. Но это придется сделать через какое-то время, сказал он, сначала надо пропустить через эту должность Анатолия Друзенко — с нее легче будет перевести его на место еще одного зама главного, который тоже должен уходить на пенсию. Так Иван Дмитриевич комплектовал свою команду, боясь, что в освобождавшиеся кресла ЦК будет пересаживать людей, которые, как в случае с Севруком, являются ярыми антиперестройщиками.
С Друзенко мы были знакомы уже двадцать лет, с первых футбольных матчей между «Известиями» и сборной командой журналистов Ленинграда. За это время три пуда соли, может, и не съели, но чаю, кофе, пива и чего-то покрепче было выпито в общих компаниях, а иногда и вдвоем, немало. Так что мы знали друг друга хорошо, сработались в секретариате сразу и легко. Друзенко был уникальным и универсальным журналистом. Когда-то Анатолий Аграновский сказал, что хорошо пишет тот, кто хорошо думает. Друзенко думал глубоко и оригинально, так и писал. Автор всегда интересных проблемных очерков и аналитических статей, он был и классным репортером в освещении крупных событий, а когда требовалось, в последние мгновения перед подписанием номера мог моментально выдать короткую, в несколько строк, неизменно точную и сочную подпись к фотоснимку. Он умел и любил делать в газете все, что ей нужно. В секретариате нужно было уметь организовывать работу, и это у него тоже здорово получалось.