Звездный час «Весты»

Веникеев Евгений Витальевич

Массивная каменная пирамида возносила к небу чугунный античный корабль с загнутыми кормой и носом, под которым выступал таран.

На постаменте с одной стороны читалось: «Казарскому», с другой — «Потомству в пример». В тени памятника стоял морской офицер, сняв фуражку, он отирал платком пот с высокого белого лба.

— Наш командир, — шепнул Владимир.

Баранов увидел их и приветливо помахал рукой. Прапорщик и юнкер нерешительно подошли, не зная как вести себя с ним во внеслужебной обстановке.

Но капитан-лейтенант держался просто.

—

Осматриваете местные достопримечательности, молодые люди? В Севастополе есть что посмотреть. Когда-нибудь здесь поставят много памятников недавней обороне. Но мне, признаться, больше всего хотелось посмотреть на этот.

— Не зря его поставили, — осмелился заметить Владимир, — ведь немыслимый был бой. Маленький бриг и два линейных корабля!

— А ведь «Меркурий» в конечном счете победил, — добавил Андрей, — действительно, невероятное мужество.

— И какая надпись! — продолжал восхищаться памятником Баранов. — «Потомству в пример»! Не правда ли, это прямо нам адресовано, господа? Дай бог, чтобы «Весте» довелось совершить нечто подобное.

Назавтра стало известно, что окраска «Весты» будет окончена только к вечеру, поэтому все были свободны. Андрей и Владимир отправились на Северную сторону.

Яличник был худ, обожжен солнцем и босоног. Он неторопливо наваливался на большие, плохо обструганные весла. Бухта в этом месте была в ширину с версту и простиралась в глубь берега еще верст на шесть. На всем этом огромном пространстве воды точками виднелись несколько яликов.

Владимир смотрел на пустынные бухты и мысленно рисовал на них громады парусников, юркие пароходы, снующие между ними вельботы. Но этот флот безвозвратно сгинул, затоплен. Впрочем, если бы он и сохранился, то все равно его пришлось бы использовать в лучшем случае только как учебные суда, блокшивы или плавучие тюрьмы. Пар, броня и винт вытеснили парусники, и никогда уже они не вернутся.

Ялик ударился о дряхлый причал, над которым вздымалась круглая башня Михайловского форта. В море он смотрел узкими амбразурами, а со стороны берега был похож на большой, но несколько суровый дворец со множеством окон по фасаду. Из амбразур уже не смотрели жерла пушек, они не годились для современных орудий, но на плоской крыше стояло несколько 6-дюймовых мортир.

От укрепления берег полого поднимался, и здесь, среди выжженной степи, белела невысокая ограда, за ней виднелись кресты надгробий. Они вошли внутрь и стали бродить от памятника к памятнику по утрамбованным гравийным дорожкам, читая скупые слова эпитафий.

«Лейтенант Батьянов, умер от раны», «Капитан 2-го ранга князь Ширинский-Шихматов, семь с половиной месяцев командовал артиллерией пятого бастиона», «Лейтенант Ивашкин…» Лейтенант, лейтенант…

— Здесь одни моряки! — невольно шепотом произнес Владимир.

— Нет, но большинство, — ответил Андрей, останавливаясь у невысокого монумента. На нем значилось: «Военный инженер поручик Андрей Раненский. 17 мая 1855 г.»

— А рядом опять моряк, — прочел Владимир,-

«Капитан-лейтенант Пантелеймон Кандащри, умер от ран 31 октября 1854 года».

Но значительно больше было безымянных могил, на которых еще сохранились кресты из пустых бомб.

— Братские могилы, матросики здесь лежат. Наверное, сотнями, а то и тысячами, — прошептал Володя. — А ведь они бы и до сих пор могли жить, — добавил он, и мысль о собственной смерти, еще неведомая его молодому сознанию, шевельнулась в душе.

Подул легкий горячий ветерок.

— Тише, — сказал Андрей, — слушай!

В воздухе пронесся тихий протяжный заунывный звук, то усиливающийся, то почти замолкавший, когда ветер стихал.

— Что это? — спросил с суеверным ужасом Владимир, крестясь. — Как будто души убитых поют!

— Это бомбы, — объяснил Андрей, не менее взволнованный, — ветер попадает внутрь и поет. Представляешь, как жутко здесь в ветреный зимний вечер!

…Вернувшись, они узнали, что окраска «Весты» закончена, утром она будет спущена на воду и к подъему флага все должны быть на борту. Чернов сообщил:

— Завтра берем уголь, а послезавтра на заре выходим в крейсерство. Цель его известна только командиру «Ливадии», капитану 1-го ранга Кроуну. Он старший по чину и, значит, будет командующим нашего отряда. А знаете ли, что минные офицеры получили катера? Они называются «Птичка» и «Пташка». Перелешин-младший и Жеребко-Ротмистренко сегодня целый день на них упражняются — бочки в гавани шестами атакуют. Конечно, без мин.

Глава шестая. В поисках врага

Володя проснулся в семь утра и, умывшись, сразу выбежал на палубу, ожидая, что увидит открытое море. Но «Веста», как и вчера вечером, тихо покачивалась у таможенной пристани. Отплытие почему-то откладывалось. За завтраком в кают-компании офицеры засыпали вопросами Владимира Платоновича Перелешина. Старший офицер ответил, что, насколько он может судить о намерениях командира эскадры, в которую входит «Веста», Кроун считает неудобным покидать порт в воскресное утро, хотя, возможно, есть и другие, сугубо военные причины.

В этот день, как обычно по воскресеньям, Баранова пригласили обедать в кают-компании, но и он знал только, что выход перенесен на семь вечера. В пять стали поднимать пары, в семь «Ливадия» отдала швартовы и двинулась к выходу из бухты. Следом пошел «Константин», за ним «Владимир» и, наконец, «Веста».

Миновав Константиновский форт, пошли кильватерной колонной прямо на большое, красное, садящееся в море солнце.

На траверзе Херсонесского маяка на одиноком флагштоке «Ливадии» взвился сигнал. Командующий эскадрой требовал к себе командиров. На «Весте» застопорили машину, спустили вельбот, и отборные гребцы взрыли лакированными веслами спокойно колышущуюся воду. На палубе «Весты» с удовлетворением отметили, что вельбот с их командиром отвалил от борта раньше, чем с «Константина» и «Владимира».