Звёздный свет
Шрифт:
– А мне нравишься ты на новой кухне. Такой домашний и милый. – Галина подула на чай, посылая в мою сторону гадкие травяные пары. – Мы должны купить ему фартук. Чтобы были оборочки. Может, даже немного кружева. И обязательно розовый, в тон его крыльям.
За язвительность в нее прилетела полоска бекона.
Галина зашипела.
– Как низко, Ноа. Нападать на вегана продуктами животного происхождения. Я удивлена, что ты не потерял одно из своих милых перышек за атаку.
Ноа сжал пальцы в кулак и щелкнул запястьем в сторону Галины – жест, демонстрирующий
Нет.
Никаких мыслей о Найе.
Я съел яичницу, затем нанизал на шпажку несколько блинчиков и полил их кленовым сиропом.
Галина поставила одну согнутую ногу на скамейку, чтобы опереться рукой на колено.
– Ты только что подсластил блины? Мне казалось, ты ненавидишь сладкое.
Так и есть. Я не любил сладкую еду. Сладких людей. Сладкие запахи. Все, что наверняка обожала Найя. Я сжал виски. Черт побери, ведь надеялся перестать о ней думать, а не наоборот.
Обжигающий укол заставил мои лопатки сжаться.
Галина проследила за падением черного пера.
– Что за гнилое настроение?
– Он весь на взводе из-за Найи, – объяснил Ноа.
Я вытер липкий рот уголком салфетки.
– Нет. – Упало еще одно перо. Зарычав, я встал, схватил свою тарелку и поставил ее в раковину. – Я ухожу на встречу с грешником, но вернусь к ужину. Все еще планируешь столкнуться со старшим следователем, Джи?
Она кивнула.
– Я запомнила его маршрут. – Она постучала себя по виску, вставая и огибая стол. – Давай посмотрим, чем занимался Адам, когда заработал это перо.
У Галины страсть к подбиранию случайных перьев и просмотру воспоминаний, заложенных в стержнях. В детстве она ходила по своей гильдии, подбирая перышки, чтобы собрать сведения о своих товарищах по гильдии. Ее страсть к накоплению информации помогла ей стать отличным профайлером и занозой в моей заднице, потому что она узнала обо мне слишком много с тех пор, как Дов направил ее в Бангкок восемнадцать месяцев назад, дабы присоединиться к моей команде из двух человек. Хотя я старался не впутывать Ноа, он сам вмешался, потому что… имел проблемы с привязанностью.
В прошлом году к нашей скромной команде присоединились братья из Голландии, истинные неоперенные, Леви и Бун. Сначала Леви, который стал предан мне после того, как мы взялись исправлять двух грешников из одной семьи в Амстердаме, в первый год его путешествий по миру. Его грешница оказалась не очень покладистой, пока мы с ней не обсудили ее пристрастие к запрещенным веществам и то, как она их финансирует средствами из кошельков родителей. Тогда она стала податливой.
С Буном я познакомился пару недель спустя, когда тот разыскал меня, чтобы выразить благодарность за помощь его младшему брату.
Как получилось, что они стали хранителями? Оказалось, что Леви – тот еще проныра. Он поймал меня, когда я обсуждал с Довом по телефону банду мотоциклистов, которую я пытался прижать. Парню стало любопытно, он покопался и в итоге раскрыл мое дело. Затем начал шантажировать меня, чтобы я принял
Я не испытывал радости.
И до сих пор не испытываю.
Дов напомнил мне, что необходимо расширять команду, но он не только вознесенный, но еще и чистейший истинный, а значит, имел больше привилегий, чем гибриды-неоперенные.
Когда я вышел в яркий чикагский день, входная дверь дома распахнулась, и раскрасневшийся Леви, который, казалось, за ночь приобрел дополнительные три дюйма благодаря удару головой об изголовье, выскочил наружу, балансируя планшетом на раскрытых ладонях.
– Адам, постой! – Он дышал тяжелее, чем те двое мускулистых русских, что гнались за нами по десяти лестничным пролетам с заряженными автоматами в Москве. – Ты должен это… увидеть! – Хотя все то время, которое он проводил перед экранами, приносило много пользы, ему серьезно нужно заняться кардио.
Я вернулся, подходя к Леви.
– Мне удалось обнаружить связь… между… жертвами.
Мой взгляд переместился с его пухлых щек на веснушчатое лицо девочки-подростка с пронзительными голубыми глазами.
– Кто это?
– Фелисити Голд. Покончила жизнь самоубийством… двенадцать лет назад… в пятнадцатилетнем возрасте.
Самоубийство…
Самоубийство означало, что малахим не собрал ее душу.
Самоубийство означало настоящую смерть – не только тела, но и души.
Я не отводил взгляда от этих сверкающих голубых глаз, полных жизни, оборвавшейся навеки.
– Что подтолкнуло ее к самоубийству?
Леви поморщился.
– Ее изнасиловали.
– Мужчины, которых убили?
– Да.
Хотя я стоял под ярким солнечным светом, по спине пробежал холодок, распространившись по всему телу. Значит, мы имели дело не с аморальным убийцей. Мы столкнулись с тем, кто жаждет мести.
Перед глазами мелькнули изуродованные тела трех мужчин. То, что раньше вызывало жалость, теперь вызывало лишь отвращение. Как мой народ мог позволить людям избегать наказания за изнасилование? Как они могли допустить, чтобы невинные гнили, а преступники процветали? Как могли ишимы вверять судьбы душ весам, выверенным еще в античности?
Мои крылья задрожали, напоминая мне не критиковать систему, но, ангелы, я в такой ярости. Может, мне все-таки стоило взять Найю в нашу команду? Возможно, если бы дочь серафима примкнула к нам, я бы смог убедить Дова ввести Ашера в нашу тайную организацию. Под руководством и защитой одного из Семи мы смогли бы направить всю энергию на охрану людей, а не нашего секрета.
Во мне бурлила злость.
– Это все меняет.
Мне плевать, что преступники, вероятно, набрали огромный балл за свой мерзкий поступок, они подтолкнули девушку к последнему шагу, и, в свою очередь, к последнему вздоху ее души. Не говоря уже о том, что счет первых трех жертв был двузначным, что означало: их душам позволят вернуться на земную карусель.