Звездный волк
Шрифт:
— Они были одержимы пополнением знаний. Очевидно, они задались целью изучить все о мироздании… Можно предполагать, что аналогичные суда были посланы и в другие галактики с той же самой задачей сбора образцов. Технологический уровень криев без сомнения невероятно высок.
— Однако, они не смогли сесть. Разбились.
— Не совсем так. Скорее это аварийная посадка… и, конечно, корабль никогда не предназначался для посадки. Что-то случилось. Жизненно важные части корабля сильно разрушены, и записи, относящиеся к крушению, естественно, очень коротки, сделаны наспех, но кажется очевидным, что в одном из энергоблоков
— Местечко, подходящее для кладбища, — заметил Дайльюлло. — Нашли ли вы какие-нибудь тела криев в развалинах корабля?
— О, да. Мы действительно нашли и немало, — ответил Лабдибдин и, тревожно посмотрев на Дайльюлло, добавил:
— Только дело в том, что… они, кажется, не мертвы.
XVII
Глубоко, в самом центре корабля они шагали по длинному коридору. Металлический пол издавал гулкий звук, отражавшийся позади эхом и терявшийся и тишине. Лампочки здесь висели редко, через большие тусклые промежутки.
— Мы не очень часто сюда приходим, — заметил Лабдибдин.
Говорил он вполголоса, словно боялся, как бы помимо двух землян его не подслушал кто-то или что-то. Это вхолан, проявивший вначале острую враждебность, до удивления смягчился.
«Он затюканный человек, — подумал Дайльюлло. — Для него облегчение поговорить с кем-нибудь, даже с нами… разорвать удушающие оковы секретности. Он слишком долго пребывает в здешнем члену, замурован по существу в этом корабле со… со всем тем, что мне предстоит увидеть, а этого достаточно, чтобы опустились у него плечи и подкашивались ноги. Не удивительно, что он того гляди сломится».
Шаги, казалось Дайльюлло, были неприлично громкими, чем-то опасными. Он физически ощущал окружавшую тишину и огромную темную массу корабля. Он чувствовал себя необыкновенно крохотным существом, этаким насекомым, ползающим в недрах странной горы. И что еще хуже он чувствовал себя вторгшимся насекомым, нахально позволяющим себе распоряжаться чужой собственностью.
Хотелось бы знать, о чем думает сейчас Чейн. Дайльюлло видел, что тот не очень-то выдает себя. Яркие черные глаза варновца, казалось, всегда были неизменными, готовыми к любой неожиданности, любопытными ко всему, но никогда не показывающими внутренних переживаний. Наверное, это лучший вариант жизни принимать ежедневно, ежеминутно все так, как есть, никогда ни о чем не беспокоиться, никогда не стремиться докапываться до сути явлений. Явления тогда становятся сложными, когда ты начинаешь размышлять о них.
А может быть, Чейн действительно сухой, лишенный фантазии человек, каким всегда кажется? Дайльюлло вдруг усомнился в этом.
Лабдибдин поднял руку.
— Мы почти прибыли, — прошептал он. — Идите осторожно, пожалуйста. Смотрите под ноги.
Гладкий пол и обшивка коридора сменились здесь плитами внахлест, выглядевшими словно рыбья
— Для того, чтобы лучше противостоять ударам, — пояснил Лабдибдин, помогая жестами рук. — Этот зал смонтирован в паутине гибких опор, и его почти ничто не может повредить, разве только полное уничтожение корабля.
Дайльюлло шагал осторожно, высоко поднимая ноги, чтобы не споткнуться.
Впереди показалась открытая дверь и за нею очередной ряд тусклых лампочек, повешенных вхоланами. Дверной проем был непривычно высоким и узким. Протискиваясь через него, Дайльюлло поцарапал себе оба плеча.
У Дайльюлло уже сложилось некоторое представление о том, что предстояло увидеть. И все же он оказался совершенно неподготовленным к тому, что предстало глазам.
Стоявший рядом Чейн крепко выругался по-варновски и инстинктивно положил руку на станнер.
«Будь он и в самом деле волком, — подумал Дайльюлло, — наверное, зарычал бы, прижав уши, вздыбив шерсть и убрав под брюхо хвост. Вот именно так я себя сейчас чувствую… а точнее, чувствую себя подобно старой деве, пришедшей на первое ночное свидание и дрожащей от Страха».
Здесь и был Страх. Но не тот рациональный страх, что способствует выживанию. Нет. Это был слепой, бессмысленный, сковывающий тело страх; это было ксенофобное сжатие протоплазмы в результате воздействия на нее чего-то совершенно чуждого, непривычного.
Теперь Дайльюлло понимал, почему вхолане нечасто приходили сюда на встречу с криями.
Криев здесь было около сотни. Они сидели стройными рядами, каждый в высоком, узком кресле, с прямой, словно у древнеегипетских фараонов, осанкой: их нижние конечности были сомкнуты, а верхние, с длинными, изящными отростками, служившими как пальцы, покоились на подлокотниках кресел. Вся одежда состояла из простой накидки. Их тела походили на темный янтарь не только по цвету, но и по веществу, а по форме могли быть приняты или за животных, или за растения, или за сочетание тех и других, или, наконец, за что-то другое, не поддающееся осмыслению в рамках понятий терминологии нашей галактики. Они были очень высокими, очень гибкими, по-видимому, лишенными суставов и мускулов, и действующими всем своим телом, словно колеблющиеся ленточные водоросли в застойной воде.
Основную часть лица крия занимали два огромных, с молочным оттенком глаза, встроенных в голову удлиненной узкой формы. По обеим сторонам головы были прорези для дыхания, а спереди располагался маленький сморщенный рот, застывший, казалось, в вечном раздумье.
Глаза криев были широко открыты, и у Дайльюлло было такое ощущение, что все они, все сто пар, смотрят прямо в его душу.
Стремясь уйти от этих взглядов, Дайльюлло повернулся к
Лабдибдину и спросил:
— Что заставляет вас считать их не мертвыми? Они же выглядят окаменелыми.
Но подсознательно он понимал, что Лабдибдин был прав.
— Дело в том, — ответил вхолан, — что одна из расшифрованных нами записей оказалась посланием, которое они отправили _уже после_ катастрофической посадки. В послании даются координаты нашей звездной системы и говорится…
Он нервно провел языком по своим губам и косясь на ряды вытаращенных глаз, продолжил:
— …и говорится, что они будут ждать.
— Вы имеете в виду, они… поспали за помощью?
— Очевидно так.