Звездоплаватели, Книга 2 (Сестра Земли)
Шрифт:
– Попробуем поднять их по лестнице на руках, - предложил Романов.
Может быть, действительно геолог прав, и венериане просто боятся подниматься по лестнице? Или не могут этого сделать?
– Попробуйте!– согласился Белопольский.– Только осторожно.
Романов подошел к одному из венериан и, указав наверх, протянул руки, чтобы взять его.
Поймет ли венерианин?
Он понял, это было очевидно. Но не менее очевидно было и то, что он не согласен. Венерианин отступил и поднял руку, указывая на дверь камеры.
Ответ был совершенно ясен.
Зачем же они пришли сюда? Что они хотят от людей, отпущенных ими на волю? Долг благодарности требовал исполнить их желание, но как это сделать, если желания никак не понять?
Белопольский сделал единственное, что можно было сделать в столь затруднительном положении. Он постарался показать, что желание хозяев планеты не встречает возражений. Он не знал, в чем состоит это желание, но так же, как венериане, указал на лес и на себя. Потом он поставил ногу на нижнюю ступень лестницы, внимательно наблюдая за венерианами.
Они медленно наклонили головы, точно прощаясь. Это могло означать и другое - согласие. Оба отступили на шаг, еще раз показывая, что не последуют за людьми.
Больше нельзя было медлить. С чувством досады, недоумения и разочарования Белопольский поднялся в камеру. Романов и Князев последовали за ним. Двери закрылась.
Венериане остались снаружи. Что они сейчас думали о людях? Какие последствия будет иметь то, что люди не поняли хозяев планеты?..
Белопольский поспешно прошел на пульт. Мельников встретил его сдержанно. Ему хотелось обнять Белопольского, выразить ему всю свою радость, но он понимал, что командир звездолета возмущен его недавним поведением. В глазах такого человека, как Белопольский, проступок Мельникова не мог иметь никаких оправданий.
Сухо кивнув головой, Константин Евгеньевич подошел к экрану. Но венериан уже не было.
– Пустите в ход фильтрустановки выходной камеры и обсерватории, - приказал он.– Надо как можно скорее очистить воздух.
Мельников молча повиновался. Ему было грустно, что они встретились так сухо. Белопольский обратился к нему на "вы". Неужели он не может понять? Нет, не поймет... Ведь он сам никогда бы этого не сделал.
Белопольский соединился с лазаретом.
– Дело плохо, - доложил ему Андреев.– Вероятно, придется ампутировать левую ногу.
– Сделайте все возможное, чтобы избежать этого.
– Разумеется, Константин Евгеньевич!
Пайчадзе и Топорков, бывшие на пульте, вышли. Белопольский повернулся к Мельникову и молча посмотрел на него.
– Это было в первый и в последний раз, - сказал Борис Николаевич.
– Что ты предполагал делать?
– Закончить те работы, на которые могло хватить людей, и вернуться на Землю точно в срок.
– То есть как? Разве венериане не доставили моего хронометра?
– Доставили.
И тут Мельников внезапно понял, что допустил еще одну непростительную
– Я думал, вы поймете, - сказал Белопольский.
– Мы считали всех вас мертвыми. Мы думали, что венериане, неизвестно зачем, сняли хронометр с вашего тела. Мы поняли это как приглашение взять ваши тела у озера.
– И вы отправились туда? Вы встретились с венерианами и разбили каменную чашу?
Мельников с изумлением посмотрел на Белопольского. Откуда он знает эти подробности?
– И ты сам повел вездеход?– безжалостно спросил академик.
Мельников вспыхнул в третий раз.
– Конечно нет!– ответил он.– Как вы можете так думать?
– Приходится, - пожал плечами Белопольский.– Кто же и почему разбил чашу?
– Ее разбил Второв. Вернее, она сама разбилась. Это произошло так...
– Подожди!– перебил его Белопольский.– надо обо всем поговорить подробно. И вам и нам есть о чем рассказать друг другу. Отложим пока.
Процесс очистки воздуха, как оказалось напрасно испорченного, продолжался больше полутора часов. Все это время члены экипажа не снимали противогазовых костюмов и почти не разговаривали.
Наконец приборы показали, что никаких примесей в атмосфере звездолета не осталось. Двери выходной камеры были закрыты, и автоматика введена в действие. Привычная зеленая лампочка вспыхнула на пульте.
Как только открылись двери, Белопольский ушел в госпитальный отсек. Тревога за здоровье Баландина ни на минуту не покидала его.
Профессор был без сознания. Землисто-серый, с посиневшими губами, он лежал на койке, похожий на труп.
– Сердце плохо работает, - ответил Андреев на вопрос Белопольского, положение угрожающее. Если бы он попал ко мне немного раньше...
– Какой выход?
– Немедленно произвести ампутацию ноги. Это единственная надежда.
– Но вы сами говорите, что сердце слабое.
– Если не ампутировать ногу, он не проживет и часа.
Белопольский закрыл глаза рукой. Оплошность, в которой он и себя считал виновным, навеки вычеркивала профессора Баландина из рядов звездоплавателей. Константин Евгеньевич почувствовал, как к горлу подступил горячий комок.
– И ничего нельзя сделать.
– Ничего. Слишком поздно.
– Но операция спасет его? Вы уверены в этом?
Андреев опустил голову.
– Мы надеемся на это, - чуть слышно ответил он.
Белопольский ничего не сказал. Он медленно повернулся и вышел.
Началась операция.
Весь экипаж звездолета собрался у запертой двери госпитального отсека. Никто не проронил ни слова.
И вот открылась дверь.
Коржевский в белом халате с окровавленными руками появился на пороге. Он был смертельно бледен.