Звездоплаватели-трилогия(изд. 1960)
Шрифт:
Мысль, что на корабле с Фаэтона могли оказаться продукты питания, была решительно отвергнута. Не говоря уже о том, что людям опасно есть неведомые вещества, сами фаэтонцы провели на Венере много лет и, несомненно, своих продуктов у них не осталось, они научились добывать пропитание на Венере. Кроме того, трудно было допустить, что органические вещества, как бы хорошо они ни были законсервированы, могли сохраниться за тысячи лет.
Следовало торопиться.
Астрономические обсерватории всех континентов договорились между собой о непрерывном наблюдении за «фаэтонцем». Его передавали друг другу как эстафету. Как только на горизонте одной обсерватории всходило Солнце, наблюдение начинала другая, расположенная западнее. Космический институт в Москве был
Корабль-диск никуда не мог исчезнуть. Малейшее изменение в его движении будет немедленно сообщено на «СССР-КС3». В зависимости от полученных сведений, Белопольский изменит курс.
Конечно, то той, то другой обсерватории мешала облачность, но всегда можно было перенести наблюдение в другую, небо над которой было ясно. Обсерваторий на земном шаре было достаточно.
Весь мир мечтал только об одном — чтобы «фаэтонец» не увеличил скорости…
Звездолёт совершал огромный круг. Экономя время, Белопольский решил повернуть обратно к Венере, не снижая скорости, при минимально возможном радиусе поворота. Он знал, что каждая минута потерянного времени может стать роковой. Мельникова и Второва, если они действительно ещё живы, могла спасти только быстрота оказания помощи.
Константин Евгеньевич мучительно переживал свою, уже не поправимую ошибку. Зачем он запретил сообщить на Землю о случившемся на Венере? Ведь рано или поздно, всё равно пришлись бы это сделать. Нельзя же было хранить страшную тайну до прилёта на Землю. Что случилось с ним? Какой сложный и трудно объяснимый процесс произошёл в его всегда уравновешенной психике? Потеряно двое суток, а если учесть время на обратный путь, то все четверо. Насколько проще было вернуться два дня назад. Как сильно возросли бы тогда шансы на спасение тех самых людей, кажущаяся гибель которых вывела его из равновесия и побудила отдать это преступное («да, именно преступное», — думал Белопольский) распоряжение.
Если бы Пайчадзе не решился нарушить дисциплину, не посмел бы ослушаться командира корабля и не приказал Топоркову связаться с Землёй, — что было бы тогда? Ужас охватывал Белопольского при этой мысли. Смерть Второва и Мельникова целиком легла бы на него, он один был бы виноват в их гибели… Да и теперь… кто знает, может быть, уже поздно, может быть, потеряно слишком много времени. Те, кого можно было спасти, умерли… умерли по его вине.
Белопольский мучился жестоко, но никто из членов экипажа «СССР-КС3» не замечал этого. Они видели перед собой прежнего Белопольского — «железного капитана», спокойного, сурово непреклонного, решительного и требовательного. Нервное потрясение, пережитое при отлёте с Венеры, казалось, не оставило никакого следа.
Но так только казалось. Внутренне, невидимо для окружающих, Белопольский был уже не тот. Глубокий надлом произошёл в нём. И, как он хорошо знал, этот надлом был неизлечим. Больших усилий стоило ему казаться прежним. Его ослабевшие силы поддерживало только сознание, что, кроме него, некому управлять звездолётом. И он знал, когда «СССР-КС3» закончит свой рейс и приземлится на ракетодроме Камовска, пульт управления будет покинут им навсегда. Этот рейс был последним. Никогда больше не поведёт он космический корабль по дорогам Вселенной. Он считал свою жизнь оконченной. Но опасения Пайчадзе были ошибочны: о самоубийстве Белопольский ни разу не подумал. Как бы сильно ни была потрясена его душа, малодушию в ней не было места. Была только бесконечная усталость…
Но сейчас надо было думать о другом. Приказ Камова должен быть исполнен, и Белопольский с обычной энергией приступил к его выполнению.
Пайчадзе пытался найти кольцевой корабль, но тщетно. Слишком слаб был рефрактор в обсерватории «СССР-КС3», чтобы с его помощью можно было увидеть столь малый объект на подобном расстоянии. За трое суток звездолёт отлетел от Венеры больше чем на десять миллионов километров.
Пришлось отказаться от визуальных наблюдений и целиком положиться на указания с Земли и математический
Таков был план.
Семь человек экипажа «СССР-КС3» горячо поддержали решение своего командира. Все одинаково стремились спасти друзей. Ставшая неожиданно для них реальной, эта задача целиком поглотила их, и они не думали, не хотели думать о том, какую тяжёлую нагрузку предстоит им выдержать. Поворот на полной скорости по окружности сравнительно небольшого радиуса позволял сэкономить несколько драгоценных часов. Это было самое главное. Ведь могло случиться, что именно эти несколько часов сыграют решающую роль.
Начался первый поворот. Он должен был продолжаться почти три часа. Столько же времени потребует и второй.
При скорости в сорок километров в секунду центробежный эффект — грозная сила. Вес всего, что находилось на звездолёте, сильно увеличился против обычного земного веса. Каждое движение требовало усилий. Предоставив автопилоту вести корабль по заданному курсу, экипаж отлёживался и сетках.
Но не все могли это делать. Полученный приказ обязывал непрерывно дежурить на радиостанции, и никому не пришло в голову нарушить этот приказ даже и на три часа. Именно в это время могло быть послано сообщение об изменении движения «фаэтонца», и было крайне важно тут же наметить новый курс, рассчитать его и изменить путь «СССР-КС3».
На помощь Топоркову пришёл Князев. Сменяя друг друга, они сидели у приёмника, готовые в любую минуту принять радиограмму и передать её на центральный пульт, где безотлучно находились Белопольский, Пайчадзе и Зайцев. Но если трое последних могли дежурить лёжа, очередному радисту приходилось сидеть. Повесить сетку возле рации оказалось невозможным, не к чему было прикрепить её амортизаторы, а приварить к стенам хотя бы простые крюки не было времени.
Конструкторам и строителям «СССР-КС3» не могло прийти в голову, что может возникнуть необходимость дежурить на станции в условиях повышенной тяжести, да ещё столь долгое время. Сидеть приходилось выпрямившись. Спинка кресла была жёсткой и низкой, она едва достигала пояса. К концу дежурства у радиста начинались боли в позвоночнике, быстро возраставшие. Больше двадцати минут никто не мог выдержать этой пытки. И каждые двадцать минут очередной дежурный вылезал из сетки, подползал к люку и, перебравшись через его порог, добирался до лифта. Кабина быстро доставляла его в рубку. Тем же путём отправлялся на отдых сменившийся, чтобы через двадцать минут повторить всё сначала.
Три часа до предела измотали силы двух молодых и сильных людей.
Андреев, Коржевский и Романов горько каялись, что не научились радиоделу, как настоятельно рекомендовал Белопольский всем членам экипажа. Они думали, что никогда не придётся им стать радистами, и вот теперь… Пять человек могли бы дежурить только по одному разу.
«Тяжёлый урок, — думал Андреев, — полезный не только нам, но и всем звездоплавателям».
Сорок километров в секунду для «СССР-КС3» была расчётная рейсовая скорость. При необходимости можно было увеличить её до пятидесяти, затратив на это резервный запас энергии. Этот запас считался неприкосновенным, но теперь настало время пустить его в ход. Белопольский решил увеличить скорость только тогда, когда корабль полетит прямо. И без того скорость при повороте была слишком велика. Если бы не угроза смерти, нависшая над Мельниковым и Второвым, он никогда не решился бы на манёвр, ставящий под угрозу здоровье членов экипажа. Но выбора не было.