Звездоплаватели-трилогия(изд. 1960)
Шрифт:
Оба одновременно посмотрели друг на друга и улыбнулись с одной и той же целью — скрыть от другого свои намерения.
— Попробуем! — сказал Мельников.
— Медлить ни к чему, — согласился Второв.
Когда раздался сухой щёлк включённого генератора, Второв невольно закрыл глаза. Образ Тани, возник перед ним так ясно, что ему показалось, что он ощущает на своей щеке её тёплое дыхание. А рука скользнула в карман комбинезона, нащупав холодную сталь оружия.
— Слышу, Борис, слышу! Где ты?..
«Голос Белопольского… Почему сразу ответ? Разве Мельников
Спокойный голос Бориса Николаевича звучал в кабине разбитого самолёта призывом к жизни.
И медленно, словно не доверяя слуху, Второв вынул руку из кармана.
Он почувствовал лёгкое головокружение. Захотелось полной грудью вдохнуть чистый морской воздух. Но его не было. Снаружи был отравленный воздух Венеры.
— Я считаю, что только подводной лодкой…
Потухшая лампочка индикатора прервала фразу. Связь оборвалась. Где-то между ними и островом проходил грозовой фронт.
— Признаться, я сомневался в успехе, — сказал Мельников. — Думал, что мы не сумеем исправить передатчик.
— Я тоже, — тихо ответил Второв.
Мельников посмотрел на его всё ещё бледное лицо и вздрогнул: «Неужели!..»
Да, это так! Никаких сомнений не могло быть. Второв хотел сделать для него то же самое, что он сам собирался сделать для Второва. Их намерения совпали.
Мельников почувствовал непреодолимое желание обнять этого славного юношу с чистым сердцем и благородной душой, но он не сделал этого. Второв ничего не подозревает. Пусть же так и остаётся в неведении.
— Посмотри Геннадий! — сказал он, незаметно для себя самого перейдя на «ты». — У самолёта нет крыльев.
Действительно, оба крыла, очевидно сломанные ливнем, исчезли. Когда это случилось и почему они не слышали шума и треска ломающегося металла, ни тот, ни другой не могли объяснить.
— Мне кажется, что самолёт глубже погрузился в воду, — сказал Второв.
Он нисколько не удивился неожиданной «фамильярности» Мельникова. Ему казалось естественным, что старший товарищ и командир называет его по имени. Только почему он не делал этого раньше?..
— А мне не кажется, — ответил Мельников. — Я в этом уверен. Его затягивает песок.
Он сказал это так просто, что Второв не решился задать напрашивавшийся вопрос, что будет, когда самолёт целиком уйдёт под воду. Лодки, чтобы перебраться на берег, у них не было. Надувная шлюпка лежала в крыле и исчезла вместе с ним.
Через два часа Белопольский сообщил, что подводная лодка отошла от звездолёта.
Потянулись часы ожидания.
Кабина медленно, но неуклонно погружалась всё глубже. Вода дошла уже до края кожуха. Часто налетали ливни, и сила водяных потоков ещё больше вдавливала самолёт в песок мели. Скоро пришлось отказаться от наружного воздуха и целиком перейти на кислородные баллоны. Открыть кожух — значило пустить в кабину воду. Её уровень был на несколько сантиметров выше борта.
— Жаль, что у нас нет водолазных костюмов, — сказал Мельников.
Когда прояснялось, они внимательно рассматривали в бинокли берега, окружавшие их с трёх сторон. Не было никакого
За стенками кабины сильный порыв ветра пронёсся по заливу. Мелкой рябью покрылась поверхность воды, зашевелилась трава на берегу, сильнее закачались верхушки деревьев.
— Как не похожа эта картина на пейзаж острова, — сказал Второв. — Там мёртвый покой, здесь жизнь. Не хватает только птиц.
— Посмотри на листву. — Мельников протянув руку к берегу. — Вот где совершенно непонятная вещь. Как могут держаться листья при таких ливнях?
— Вероятно, они устроены иначе, чем листья земных деревьев.
— Это безусловно так. И их надо основательно осмотреть.
Кратковременная, но сильная гроза прервала разговор. В шуме потока, треске молний и раскатах грома они не слышали друг друга. Клокочущая пена целиком накрывала кабину.
А когда вновь прояснилось, они увидели, что над водой осталась незначительная часть кожуха. Ещё один-два грозовых фронта — и поверхность залива сомкнётся над ними.
— Кажется, самый раз прийти подводной лодке, — заметил Второв.
— Придёт в своё время.
На панели приёмника замигала лампочка вызова. Второв повернул ручку. Вызывал Топорков.
— Как положение? — спросил он.
Мельников опередил своего товарища, собиравшегося ответить.
— Без особых перемен, — поспешно сказал он.
— Погружение?
— Идёт нормально. Ничего угрожающего.
— Я уже давно не имею связи с лодкой, — сказал Топорков. — Где они?
— Километрах в пятидесяти.
Было слышно, как Игорь Дмитриевич тяжело вздохнул.
— Мы одень тревожимся за вас.
— Нет никаких оснований.
Связь снова прервалась. Условия прохождения радиоволн на Венере были на редкость капризны.
— Зачем вы их обманываете? — спросил Второв. — Не лучше ли сказать правду?
Мельников не сразу ответил. Он смотрел на Второва, словно изучая его лицо.
— По личному опыту, — медленно заговорил он, — я знаю, что переживать бедственное положение товарища гораздо труднее, чем самому находиться в таком положении. Они ничего не могут сделать для нас, кроме того, что уже сделали. Что же мне им сказать? Что лодка может подойти не раньше как через час, они сами знают. Что, если пройдут ещё два ливня, мы окажемся под водой и найти нас будет неизмеримо труднее? Что любой грозовой фронт может оказаться таким же длительным, как тот, который послужил причиной нашего теперешнего положения?..
Он с минуту молчал, потом спокойно произнёс:
— Правда хороша всегда, но во имя спокойствия друзей ею иногда надо жертвовать. Пусть они думают, что у нас всё по-прежнему.
— Вы думаете, что наше спасение ещё под вопросом?
Мельников улыбнулся:
— Ты сам знаешь «милый» характер Венеры. Пока мы не окажемся внутри лодки, я ни в чём не уверен. Всё же у нас неизмеримо больше шансов, чем до ремонта радиостанции. Тогда не было почти ни одного. Но и это не причина приходить в отчаяние.