Звёзды - это блюдо, которое подают холодным
Шрифт:
От холодного пота её бросило в дрожь.
Стеклянный равнодушный взгляд. Монотонные интонации. Голос, полный невозмутимого спокойствия. Никаких проявлений любопытства, никаких признаков души. Механическая кукла в человеческой оболочке. Последний элемент мозаики занял своё место.
Преступникам не отрывают головы, не подвергают жестоким пыткам, не используют в качестве подопытных кроликов и не пускают на органы, как всегда предполагала Клементина (да и все на Земле). Всё гораздо гуманнее, деликатнее и рациональнее. Всё куда проще.
— Послушайте, —
— Все так говорят, — слегка раздражённо бросил флойд.
— Но это правда! — яростно воскликнула она. От панического ужаса её била крупная дрожь. — Вы же должны чувствовать, что правда, что нет, разве не так?!
Флойд даже не взглянул на неё. Сосредоточенно нахмурившись, он уставился в экран; его пальцы порхали над сенсорами со скоростью, недоступной человеку. Клементина вдруг осознала непреложный факт: никто не станет разбираться в ситуации, и от этого ей стало так горько, что она завопила бы во весь голос — если бы смогла.
А в следующее мгновение её накрыла волна ослепительно острой боли.
[1] Кто здесь? — прим. авт.
[2] Подойди сюда!
[3] Подойди сюда, живо!
[4] Кто ты
[5] Нет. Человек.
7
Ощущение было таким, словно через позвоночник пропускают электрический ток, а голова сжата в тисках так сильно, что, кажется, ее вот-вот раздавит.
"Синхронизация успешно завершена. Начинаю запись".
Чужие голоса чужого языка, морфемы и лексемы, образы, конструкции, слова и мыслеформы лавиной хлынули в сознание. Поток был такой силы, что казался почти осязаемым, его невероятная мощь давила, угнетала, заставляла капитулировать, сдаться, покориться. Заставляя забыть.
"Не пытайся сопротивляться. Будет больнее".
А где-то на самом дне души что-то родное, полузабытое стиралось, исчезая навсегда…
Всё куда проще. Их не убивают — их всего-навсего стирают. Очищают память, уничтожая как личность, удаляя из тела то неосязаемое и тонкое, что у людей именуется душой, превращая его в пустой сосуд, а затем заполняют новым содержимым, записывая в опустошённый, девственно чистый мозг искусственно созданное сознание.
Машина в человеческом теле — вот кем ей предстоит стать. Только она уже не будет этого помнить.
Флойдский гипноз, превративший её в тряпичную куклу, всё ещё действовал, но Клементина понимала: даже если она могла бы двигаться, это её бы не спасло — силовое поле держало крепко. Но, несмотря на все доводы рассудка, назло противному голоску, вкрадчиво шепчущему: "не пытайся сопротивляться", вопреки пронзительно-острой боли она каким-то чудом продолжала балансировать на краю сознания, не позволяя себе
Не сдаваться. Не отключаться. Там, за чертой — только смерть. Только вечная пустота и вечный мрак.
"Свободное место заканчивается. Оценка состояния памяти… Запуск форматирования…"
— Нет! Не дам. Не позволю…
Обрывочные воспоминания младенчества, почти не отпечатавшиеся в памяти… Весёлые картинки тогда ещё огромного, непонятного и прекрасного мира, сменяющие друг друга, как при ускоренной перемотке. Чёрно-белые, смазанные — грудные дети плохо видят и почти не различают цветов.
Её сущность, её суть, ее "я" растворялось в напоённом статическим электричеством и магнитными полями воздухе нейроцентра, как апельсиновая косточка в серной кислоте.
— Пожалуйста…
Громко хлопнула дверь — но звук этот был почти неразличим в дикой какофонии звуков всех доступных человеку частот — от утробного рычания басов до еле уловимого комариного писка.
— Вы что наделали, идиоты?
Полный ужаса вопль услышали, наверное, даже на космодроме — но для Клементины он остался незамеченным, вплетясь в плотную вязь звуковых волн. Неизбежный побочный эффект, который даже флойды пока не смогли устранить — невообразимая мощность генератора волнового излучения сверхвысокой частоты, используемого для перезаписи сознания, резонирует на низких частотах.
— Я, Крейн Фау, капитан первого ранга, приказываю вам немедленно остановить запись!
Кто она, где она, что всё это значит…
— Я сожалею, но я не могу откатить изменения. Это технически невозможно. Но процесс не был завершён, есть вероятность, что что-то могло сохраниться… уцелеть…
— Под трибунал пойдете!
— У нас инструкции… Мне сказали, её поймали на космодроме…
— Это контактёр!!
— Ваше превосходительство… Милорд… мне невыразимо жаль. Примите мои глубочайшие…
— Засунь свои извинения туда, откуда ты их вытащил!
— Если я могу что-то сделать для вас…
— Застрелиться, как подобает мужчине и избавить Анду от умственно неполноценной особи!
Тишина обрушилась внезапно, словно ее накрыли звуконепроницаемым колпаком. Ветер заигрывающе взлохматил волосы, приветливо лизнул в лицо, оставив на губах пряный медовый привкус.
Нуриаллис медоносный, весенний первоцвет, подумала Клементина. Сейчас на Анде как раз сезон цветения.
— Нуриаллис… — прошептала она.
— Ш-ш-ш. Всё хорошо.
Голос — ласковый, мягкий и до боли знакомый. Голос, ещё мгновение назад гремевший от ярости.
Клементина попробовала пошевелиться.
— Тише, тише. Не двигайся.
— Где…
— Всё уже позади. Мы летим. Летим на Землю. Скоро ты будешь дома.
— Дома…
А звон в ушах всё не стихал. К этому звуку примешивался ещё один: тяжелые удары её собственного сердца.
Выходит, она до сих пор жива?
"Я мыслю, следовательно, я существую".