Звезды на приеме у психолога. Психоанализ знаменитых личностей

Гарифуллин Рамиль Рамзиевич

— Ваша супруга для вас кто? Мать, дочь, сестра?

— Моя жена — друг мой, в первую очередь.

— Согласно психоанализу мы всегда по определенным моделям воспринимаем близких людей как бы там ни было. Всё-таки она ближе к роли матери, дочери, сестре. К сестре видимо? Если это подруга, то она для вас сестра?

— Сестра…У меня никогда не было сестры и я не знаю что такое сестра.

— Вы покровитель её?

— Не всегда, иногда она меня покрывает.

— Я так предполагаю, что всё-таки вы ее сынишка, наверное?

— Не уверен, что я сынишка. Но так она конечно… мамка у нас.

— Я

почувствовал это…

— Иногда бывает даже если женщина берет на себя роль некоей мамки и выполняет некие функции в семье которые, где я могу повиниться и скинуть с себя. Почему бы и нет.

— Порой настоящая любовь — это поиск своей матери в женщине…

— Мы все приспосабливаемся в этой жизни чтобы жить полегче. Если есть возможность сочконуть, мы все ищем эту возможность. Поэтому у нас в семье иногда некие функции берёт моя жена в силу своей энергетики, жизненного опыта и стремления руководить и управлять процессами. Иногда я передвигаю. Пусть она этим делом занимается, если ей хочется.

— Ну, понятно. Нет, нет я это же вижу. У вас может и гармония есть, иногда и вы в отца можете поиграть, правильно, да?

— Я это всё время делаю. Но чаще она.

— Она тоже папу ищет своего, а вы свою маму иногда. Это же игра, это гармония, Это же нормально. Я просто хочу сказать, что в любом случае ценность того, что вы вместе — ощущается. И это здорово! Но, тем не менее, это уже есть психоанализ. То есть по сути своей вы в той или иной мере находитесь в плену общения с мамой, хотя вроде рядом супруга.

— Я с детства был очень самостоятельным человеком, принимал решения сам всегда. Но у меня не было такого контакта с мамой в детстве.

(Далее я попытался раскрыть личность моего пациента через анализ его творчества.)

— Это было давно, это был первый всесоюзный конкурс и что я чувствовал? Передо мной по телевизору возник худой, бледный, стонущий молодой человек, тревожно поющий. Тревога, бледность, худоба, такой скелетик измученный и стонет. Я увидел истощённого певца.

— Я был истощен физически, но не энергетически. Если вы помните, у меня кстати остались те записи с Юрмалы. Я же проанализировал, через много лет, всё это посмотрел по телевидению, у меня было совсем другое ощущение. Да, то, что я был худой, истощен физически, но не духовно. Там глаза горели так, был такой сгусток энергии, что энергетически я был очень силен. Почему это собственно говоря и сыграло роль, все это запомнили.

— Но у вас в пении всегда тревога…

— Это присуще русскому творчеству, именно русской душе. Тревога некая, некое страдание. Оно присуще русскому началу потому, что это исторически сложилось, человек страдает и получает удовольствие, через страдания и очищение души. Это всё рассчитано на то, чтобы очистить душу. И наша религия провославная, всё к этому идет, что мы приходим, каемся, молимся в минорном ладу, мы рыдаем, плачем, молемся.

(Я не почувствовал пропасти между имиджем рыдающего, стонущего и тем, кто находился сейчас передо мной. Этот имидж органично вплетается в реальный образ моего пациента, хотя он передо мной и не рыдает. Но почему? Об этом ниже.)

— Ваше пение всегда рыдание!?…

— Да. Я это я через свою душу пропускаю, по другому никак нельзя.

— Это не зависит от того, что вам сказал режиссёр или продюсер, дескать — рыдайте!!

— Нет, у меня не было никогда продюсера, мне никто никогда не подсказывал.

— То есть вы сами стали рыдать?

— Да,

естественно. Я просто давно это понял, сидя с гитарой на кухне со своими друзьями, я брал гитару, начинал петь и понимал, что их цепляет. Человеку надо выплеснуть эту эмоцию. Ему нужно разрядиться. Эту отрицательную энергетику, которая накапливается в нас, а в нас накапливается постоянно отрицательная энергетика, знаете почему? Жизнь наша такая складывается основном из негатива. Наша жизнь борьба в этой стране. Мы сталкиваемся всё время с негативом, он копится. Для того, чтобы его выплеснуть, почему надо налить стакан водки, выпить его залпом, потом чуть-чуть расслабиться и попеть, выплеснуть душу и может даже порыдать. Сильнейшие мужики, огромные мужики, которых не прошибешь, не пробьешь, они сидят и как дети плачут, слушая какую-то мою песню. Знаете почему? Им нужно. Он сегодня выплеснул, а завтра он готов воспринимать следующую энергию негативную, для того, чтобы потом, через некоторое время опять ее выплеснуть. И когда он находит в моих песнях эту отдушину, этот выплеск, для него это — счастье великое! Так же как человек не находит ни в творчестве, нигде. Он идет к господу Богу кается, молится, поет. Заметили, что у нас мажора, мажорного лада почти нет в молитвах, всё только в миноре. А например, в буддизме, там всё хорошо, там всё мажорно. В индуизме вообще всё шикарно, там всё время есть позитив в религии. А у нас? Мы должны каяться, мы должны страдать, мы должны рыдать, мы должны выплескивать, а потом опять всё это жрать. Наша жизнь такая. Мы все уже адаптировались. Мы как караси безглазые которые плавают в этих химикатах, в загрязненной воде. Но мы всё равно выживаем. Нас даже жрать нельзя, но мы….мы даже без глаз всё видим. Мы знаем, как жить в этой стране. Как уходить от всего. Как принимать удар, как держать удар, как наносить удар, мы все знаем. Мы живем в России.

(Я почувствовал, что мой пациент часто был жертвой различных людей. Был жертвой потому, что доверялся душой, был искренним, открытым, которым по природе своей и является. Но давление реальности привело к тому, что мой пациент принял защитную жизненную позу. Потому и сопротивлялся мне в течении всего сеанса.)

— Вот это рыдание, которое было в начале вашего пути, оно видимо имела какая-то тревога и по жизни она не выходила в виде жизненного рыдания, а в творчестве вам это удавалось. Можно так предположить?

— Да.

— А по жизни почему-то не было возможности такой, порыдать то?

— По жизни тоже как бы не всё складывалось нормально, до определенного момента, пока я не вышел на большую эстраду. Денег нет, будущего нет, ничего нет. Как жить в этой стране? Где нет денег, где нет продуктов, где нечего одеть. Безысходность полнейшая.

— Социально-экономические причины тревоги это понятно. Но мы можем это иногда выдумать для себя. А всё-таки, может быть, эти страдания имели более глубокие причины? Чисто на психологическом уровне? Вы в то время вообще жили чем? До выхода на большую эстраду.

— Последние два года перед 88 годом я жил религией, потому что я только крестился. Мой дух — он окреп в связи с крещением, в 28 лет я окрестился. И у меня появились некие проблески. Мне господь послал, нарисовал некую такую тропинку по которой я должен идти.

— Вы очень чувствительный человек, болезненно воспринимаете, более того прозрачный белокожий, такой изящный, видны вены, то есть вы чувствительны к внешней среде?

— Ну, я вообще всё впитываю.

(Я оказался прав в своих вышеприведённых предположениях).