«Звезды», покорившие миллионы сердец
Шрифт:
Мать Мария погибла накануне Пасхи, 31 марта 1945 года. По одной из легенд, она долго болела дизентерией, и любившие ее узницы прятали ее от надзирателей, пока те случайно не наткнулись на нее, беседовавшую с заключенными. Мать Мария была так слаба, что еле держалась на ногах – а таких немедленно отправляли в газовую камеру. По другой версии, в газовую камеру мать Мария пошла, обменявшись куртками с другой узницей, объясняя, что ей самой осталось жить недолго. Через два дня лагерь освободили – но прах матери Марии уже был развеян над бараками Равенсбрюка.
Память же о ней не исчезнет. Решением Константинопольского патриархата от 16 января 2004 года мать Мария, Юрий Скобцов и Дмитрий Клепинин были канонизированы как преподобномученики.
Жены и музы
Айседора
Танец свободы
Айседора Дункан – одно из тех исключительных явлений в истории культуры, после которых остается лишь легенда, армия подражателей и ничего того, что могло бы подтвердить потомкам – да, она была гениальна! Ее танец был уникальным слепком ее собственной натуры, где стремление к свободе сочеталось с непреодолимой жаждой любви, а необходимость постоянного обновления – с верностью себе и своему сердцу. Ее личная жизнь была таким ярким фейерверком страстей, что даже сама Айседора нередко слепла от вспышек…
В автобиографии Айседора писала: «Характер ребенка определен уже в утробе матери. Перед моим рождением мать переживала трагедию. Она ничего не могла есть, кроме устриц, которые запивала ледяным шампанским. Если меня спрашивают, когда я начала танцевать, я отвечаю – в утробе матери. Возможно, из-за устриц и шампанского». Трагедия была в том, что отец Айседоры, банкир из Сан-Франциско Джозеф Дункан, обанкротился и сбежал, оставив жену Мэри Дору и детей на произвол судьбы. Так что, когда в мае 1877 года на свет появилась маленькая Дора Анджела Дункан, все были уверены, что в жизни ее не ожидает ничего хорошего.
Мэри Дора с достоинством справлялась со всеми несчастьями. Она зарабатывала на жизнь уроками музыки, а в свободное время учила детей всему, что знала и любила: ее дети – дочери Мэри Элизабет и Дора и сыновья Августин и Раймон – прекрасно разбирались в музыке, классической литературе и поэзии, они понимали прекрасное и тянулись к знаниям. Их несчастье теснее сплотило их, выковав из семьи Дунканов настоящих единомышленников, а бедность лишь заставляла жалеть богатых, которые, по их мнению, слишком много думают о совершенно ненужных вещах. Сама Дора прекрасно знала, что ей надо: она хотела быть счастливой, и она хотела танцевать. Танцевать она начала еще до того, как научилась ходить: стоило матери сесть за рояль, как маленькая Дора кружилась и взмахивала руками рядом, поражая родных врожденной грацией и необычностью движений. Со временем танец – как состояние души, как образ жизни, – стал занимать ее всю. В школе, куда Дору отдали в пять лет (прибавив два года), она не была счастлива: суровая дисциплина угнетала ее вольнолюбивый дух, а излишние, по ее мнению, науки лишь отнимали время и силы. Так что в десять лет Айседора бросила учебу – и открыла вместе с сестрой платную школу танцев для соседских детей. Правда, Айседора продолжала усердно заниматься самообразованием – особенно ее интересовали античная история и культура: в книгах о Древней Греции она черпала вдохновение. В школе танцев двенадцатилетняя Айседора встретила свою первую любовь – красивого юношу Вернона. Через два года любовь закончилась: Вернон женился и навсегда уехал из Сан-Франциско. Через много лет Айседора вспоминала: «Я была тогда безумно влюблена и полагаю, что с тех пор никогда не переставала быть безумно влюбленной».
Когда Айседоре было восемнадцать, Дунканы переехали в Чикаго. Здесь Айседора поначалу попыталась пристроиться в какую-нибудь из многочисленных балетных студий, но нигде не прижилась: она в принципе отвергала школу классического балета с его заученными регламентированными движениями, вместо занятий объясняя учителям о своем стремлении к импровизации и свободному танцу. Она считала, что танец должен быть естественным продолжением человеческого движения, отражать эмоции и характер исполнителя, импульсом для появления танца должен стать язык души – а ей предлагали, по ее мнению, ненатуральные позы и движения, в которых не было ни смысла, ни души.
Ради денег ей пришлось подрабатывать эротическими танцами в ночных клубах. Особенно она любила кафе «Богема» – здесь собирались мелкие актеры, начинающие писатели, бедные художники… Здесь Айседора чувствовала себя своей, ее импровизации принимались на ура. Особенно горячо аплодировал начинающей танцовщице рыжий художник Иван Мироцкий, польский эмигрант: в сорок пять лет он влюбился в Айседору, как только способен влюбиться пожилой неудачник в юную, наивную девушку. Однажды, когда они гуляли по лесу, Иван попросил Айседору о поцелуе – и она согласилась: при условии, что они поженятся. Несколько месяцев продолжался этот странный роман, полный наивных поцелуев и неутоленной страсти, была уже назначена дата венчания – как вдруг выяснилось, что у Мироцкого в Польше осталась жена. Свадьба расстроилась, оставив в душе Айседоры легкие сожаления о несбыточном и укрепившееся решение никогда не выходить замуж.
Отчаявшись добиться успеха на родине, в 1899
Айседора Дункан, 1899 г.
Но Айседора уделяла время не только танцам – молодая красавица покорила сердца сразу двух поклонников: пятидесятилетнего художника Чарльза Галле и молодого поэта Дугласа Эйнсли. Галле учил Айседору французскому и хорошим манерам и искренне недоумевал, как она может проводить время с прыщавым юнцом Эйнсли, а Дуглас ночи напролет читал ей стихи – и так же искренне удивлялся, что Айседора находит в старикашке Галле. Она же любила их одинаково – как братьев по искусству: по-другому она тогда не умела и не хотела.
Увы, танцы в лондонских салонах принесли Айседоре Дункан первую славу, но так и не принесли денег: светские дамы искренне считали, что, если они позволили бедной американке выступать перед титулованными особами, тем самым оказали ей огромную честь, которая дороже любых денег. Больше года такой жизни Айседора не выдержала, и снова решила уехать – на этот раз в Париж, где всегда приветствовали любое новое искусство, особенно если его проповедовала хорошенькая молодая девушка.
В Париже Айседора сразу же стала местной знаменитостью: на ее выступления стекались толпы народа, а потом поклонники окружали ее плотным кольцом. Сам знаменитый скульптор Огюст Роден проводил с Айседорой вечера, восхищаясь ее телом и ее мыслями о новом танце – свободном от ограничений, от догм, от правил… Но она выбрала писателя Андре Бонье – низкорослый, крутолобый, он покорил Айседору не красотой, но широчайшей образованностью и искрометным умом. Однажды ночью она решилась превратить их дружбу в нечто большее: купила шампанского, одела прозрачный хитон и пригласила Бонье в спальню, где танцевала для него… пока он внезапно не ушел, сославшись на срочные дела. Айседора была в отчаянии – лишь много лет спустя она поняла, что у нее не было шанса: Бонье просто не любил женщин…
Первым любовником Айседоры стал венгерский актер Оскар Бережи, с которым она познакомилась на гастролях в Будапеште. Любовь поразила их с первого взгляда, и уже через несколько дней они уединились, чтобы сутки без перерыва заниматься любовью, – на следующий день Айседора едва могла танцевать от усталости. Оскар был молод, талантлив, романтичен – в автобиографии Айседоры он остался под прозвищем «Ромео» – и непостоянен: уже через пару месяцев бывшие влюбленные расстались. Пережив тяжелую депрессию, Айседора продолжала танцевать: теперь у ее ног были Вена и эрцгерцог Фердинанд, Мюнхен и восторженные студенты, которые после спектакля выпрягали лошадей из ее кареты, чтобы самим отвезти Айседору к отелю, Берлин и толпы поклонников, разрывавших на ленточки ее платья и шали: однажды ей пришлось возвращаться из ресторана, завернувшись в скатерть. Она стала настоящей знаменитостью – о ней писали все европейские газеты, сотни влюбленных забрасывали ее письмами, а женщины, глядя на свободные костюмы Айседоры, так не похожие на узкие жесткие платья тех лет, потихоньку начинали задумываться о том, чтобы по ее примеру скинуть ненавистный корсет и неудобные ботинки. Первым это веяние подхватил знаменитый Поль Пуаре – не без влияния «греческих танцев» Айседоры Дункан он предложил своим клиенткам знаменитые пеплосы, туники и платья-рубашки, к которым не надо было надевать корсет. Такое своеобразное «сотрудничество идей» кутюрье и танцовщицы через несколько лет пришло к логическому итогу – Айседора стала постоянной клиенткой Пуаре, не только заказывая у него новые платья, но и снабжая новыми идеями.