Звезды расскажут, комиссар Палму!
Шрифт:
— В любом случае денег нет! — прервал я его подсчеты. — Пусть один миллион четыреста тысяч или даже семьсот тысяч наличными, как говорила нам барышня Похъянвуори, но их все равно нет!
— Чего нет, так это квитанции об удержании налога, — сказал Палму. — Мне кажется, старый Нордберг был человеком настолько аккуратным, что вряд ли стал бы выбрасывать такую бумаженцию. Он ее наверняка сохранил бы.
— А мне кажется, что все это пустые придирки, — сухо заметил я. — Всякие мелочи всегда выпадают, не стыкуются. Уж ты, Палму, как опытный полицейский, мог бы это знать. К тому же квитанция еще может найтись. А у нас сейчас есть более
— Но я же не могу бросить так грязную посуду! — воспротивилась девушка.
— Я с удовольствием побуду с барышней, — поспешно предложил Кокки. — Мы можем вместе распаковать вещи и разложить все по местам.
Девушка особой радости не выказала.
— Я помогу вам вытирать посуду! — сделал Кокки еще одну отчаянную попытку.
— Ну хорошо, — кивнула девушка, а Палму многозначительно толкнул меня в бок, намекая, что Кокки что-то задумал.
Конечно, таким образом он мог осмотреть все, не возбуждая никаких подозрений. И тут ему помощники были не нужны. Да и мы в нем больше не нуждались. По крайней мере я так считал.
Палму наклонился и выбил трубку о каблук. Пепел высыпался на пол. Заметив взгляд девушки, он хоть догадался извиниться.
— Отвратительная привычка! — сказал он. — Сам знаю. Пытаюсь следить за собой, но вот — старею, рассеянным становлюсь… Кстати, проформы ради: что вы вчера ночью делали, часиков этак в двенадцать? То есть я хочу спросить, когда вы вернулись домой?
Девушка вздрогнула, и глаза у нее забегали.
— Я… я… — она подыскивала слова, — я, правда, вернулась совсем поздно, только в час. Отец был ужасно сердит. Но я так беспокоилась из-за этой разбитой витрины. Из-за Вилле. Я после полицейского участка совсем не знала, где его искать. Даже придумать не могла, где он может быть. Ну, я шла пешком и думала. Так, обо всем. Смотрела на огни на берегу залива. И еще думала, что сказать отцу.
— Он пока не знает? — деликатно осведомился я.
— Нет, нет конечно! — ужаснулась девушка. — Он бы убил меня! Я говорила вам… Ну вот, я и решила тогда, что… что лучше вернусь сюда — прямо сразу. А потом перееду вместе с дядей, насовсем. Останусь с ним… Я и вернулась. То есть вошла во двор… Свет у дяди в окнах не горел, и мне стало жалко его. Дядя очень плохо спал, а если бы он читал в кровати, я бы увидела свет ночника. И я подумала, что ему надо отдохнуть. Мне не хотелось будить его. Я и представить себе не могла… Вот почему я сегодня так удивилась, когда увидела, что он не ложился. Я ведь была совершенно уверена, что он спит. Я только поэтому и не стала беспокоить его, пошла домой!
— И в какое время все это происходило? — резко спросил Палму.
— Я не могу точно сказать, — ответила она. — Мои часы то спешат, то отстают. Думаю, было около часа. Когда я пришла домой, часы вообще стояли. Я их обычно завожу вечером, перед сном. Отец утверждал, что уже утро, но он всегда преувеличивает. Он… он был просто в ярости и кричал… кричал, что я стала уличной девкой…
— Вы видели кого-нибудь во дворе? — спросил Палму.
— Нет, — ответила она, но, подумав немного, добавила: — Вернее, видела, но не во дворе, а раньше, когда я открывала
— Приметы? — потребовал Палму.
— Но я не знаю! — запротестовала девушка. — У него была шляпа надвинута на самые глаза… кажется, он был в черном плаще. Там ведь совсем темно, освещение слабое… Крупный такой мужчина, гораздо больше меня. Совсем пьяный… Я и не думала его рассматривать! Если на них посмотришь, они сразу руки распускают.
— Ага, понятно, — сказал Палму. — Значит, это был не битник. И не стиляга. Нам уже барышня объясняла, что между ними огромная разница. И вы, разумеется, сразу заметили бы, если бы это был кто-то из них.
— Конечно! — заверила девушка. — Это был совсем пожилой мужчина! Лет сорока, наверно.
От этих слов на меня повеяло могильным холодом: я не думал, что сорокалетний мужчина может казаться безнадежным стариком.
— Но вы бы его узнали, если б встретили? — с надеждой спросил Палму.
— Не уверена, — с сомнением в голосе сказала девушка.
— Ну хорошо, — нетерпеливо сказал я. — Это к делу не относится. Можно, конечно, опросить жильцов дома, этого мужчину кто-то мог видеть, и тогда ситуация прояснится. Какая-нибудь женщина, поджидавшая мужа, могла высунуться из окна, услышав стук калитки. Такое часто случается. Но, Палму, ей-богу, не стоит заострять на этом внимание!
— Хорошо, больше не заостряем, — легко согласился Палму. — Все равно в этом доме в субботу вечером народу немного наберется. Вот завтра утром картина будет другой. А я очень кстати обещал зайти на утренний кофе к той даме из нижней квартиры.
И Палму очень весело захихикал, довольный своим остроумием. Я сурово посмотрел на него.
— Пошли! — сказал я. — Всего доброго, барышня Похъянвуори.
Но тут девушка уцепилась за мою руку.
— Комиссар Палму сказал мне, что вы задержали Вилле. Разрешите мне навестить его! — умоляюще сказала она.
— Мы вернемся к этому вопросу завтра, — поспешно ответил я. — Позвоните мне. А сейчас дадим Вилле отдохнуть.
Мне казалось, будет лучше, если девушка сначала прочитает спокойно утренние газеты, и тогда она сможет правильно оценить ситуацию. У меня не было желания брать объяснения на себя.
— Когда будете уходить, — Палму наставлял Кокки, — впустите сюда полицейского, пусть погреется. Может просидеть здесь ночь. Что ему зря мерзнуть на лестничной площадке!
И они обменялись понимающим многозначительным взглядом. Я хлопнул себя по лбу.
— О Господи! — простонал я. — Журналисты и фоторепортеры! Они же вломятся сюда! И я никак не смогу это предотвратить.
— Ничего, мы с барышней будем позировать, — с энтузиазмом пообещал Кокки.
И мы ушли. Полицейскому на площадке я намекнул, что если будет мерзнуть, то может провести ночь в квартире. Честно говоря, я не ожидал, что сюда кто-нибудь пожалует. Вилле был за решеткой. Ключи, правда, куда-то пропали — Палму обязательно сказал бы, если б они оказались у Вилле в кармане. Так что лучше было подстраховаться. К тому же, устраивая засаду, я как-то вырастал в собственных глазах.