Звёзды Сибири
Шрифт:
— Плохо, совсем плохо стало. Но не унываю. В Иркутске хотели меня совсем активировать по сердцу и малокровию, но я упросил врачей не делать этого, а направить в лагеря. Я хочу работать, а не сидеть попусту в тюрьме. А, может быть, скоро придётся умереть, я полностью пожертвовал собой и не жалею. Когда был момент, я совсем прощался с жизнью, я хоть не певец, а запел: «На небе мой Отцовский дом Иду домой к Иисусу», — улыбаясь рассказывал он.
— Ну а как ты? Как тебя Господь благословляет? — спросил он Володю.
— О, дивно! —
— Расскажи, расскажи поскорее, Володя, — сказал, оживляясь Лев, — я ведь так долго был в одиночестве!
— Так вот. Ты знаешь Пашу? Она известна у нас по Сибири. Это чудесная девушка христианка.
— Знаю, — сказал Лев, и глаза его засветились радостью. — Когда я был в Тальцах, посещал братьев узников, она была там. Я около суток был с нею. Действительно, настоящая христианка, — звезда нашего времени!
— Так вот я имел и имею с ней тесную переписку. Она была у меня на свидании.
— Как это замечательно! — воскликнул Лев, — ты счастливец! Действительно, скольким узникам она оказывает любовь и заботу. По Некрасову: Где горе слышится, Где трудно дышится, Она первая там. Отказавшись от всего личного, она всё отдаёт ближним.
— Так вот, Лев, представь, — продолжал Володя, — мы не видясь никогда, полюбили друг друга.
— Как полюбили? — спросил Лев. — То есть, как все мы любим друг друга?
— Нет, это больше !
— Как это больше? Нет ничего больше Божьей любви!
— Да вот так, мы обменялись фотографиями, она приезжала ко мне на свидание и теперь мы жених и невеста, и скоро, надеюсь, будем муж и жена.
Как громом поражённый, низко опустив голову, сидел на нарах Лев и ничего не говорил. В его жизни, которая шла среди мрака, яркими Звёздами горели лучшие христиане. Среди них Звездой первой величины была Паша. И вот, словно чёрные тучи закрыли всё. «Значит, все ищут своего, — думал он. — Никто не хочет жертвовать собой до конца!» Было страшно тяжело, что тот человек, которого он считал одним из лучших в наши дни, Володя, также ищет своего.
Володя ничего не замечал, он вытащил из кармана записную книжку и начал читать стихотворения, посвящённые Паше.
— Вот послушай, — говорил он, — эта любовь вдохнула в меня дар поэта, — и он декламировал:
Я весь твой всей моей любовью,
Я весь твой всей моей душой,
Я весь твой моей пылкою кровью,
Моим незримым сердцем я твой.
Я весь твой и моими очами,
Тебе ласки мои отдаю,
Я весь твой и моими словами,
Я ласкаю тебя и люблю.
Я весь твой моим тёплым приветом,
Я весь твой всей моей добротой,
Я весь твой, чтобы всяким наветом
Быть любимым тобою одной.
Я весь твой моим каждым вниманьем,
Мои чувства тебе отдаю,
Я весь твой моим редким молчаньем,
Чтоб ты знала обиду мою.
Я
И за жизнь свою жизнь дарю,
В любви только тебя я желаю,
И любовь лишь тебе отдаю.
— Ну как, красиво? — спросил он у Льва.
На его вопрос Лев ничего не ответил, а только грустно, глядя на него, покачал головой и тихо сказал:
— И этим ты прославляешь Бога теперь, когда рушится дело Божие? Когда столько страданий и слёз?
— Но моя любовь уменьшит слёзы, — сказал Володя. — Всё-таки я несу Паше счастье. Вот, например, я ей пишу тоже стихотворение:
Ты моя вся нетронутым телом,
Ты моя вся невидимой душой,
Ты моя вся решительной, смелой,
Ты моя и любимая мной.
Никому из людей ты не скажешь:
«Я твоя всей любовью моей».
Ты одну лишь любовь мне покажешь,
И навеки ты будешь моей.
Ты со мною безмолвна, незрима,
Моя жизнь и жизнь твоя,
Ты моя, только мною любима,
Ты моя, ты навеки моя!
Мои ласки, мои поцелуи,
Мою душу, пленённу тобой,
Для любви лишь тебе отдаю я,
Твой навеки я, только лишь твой!
Лев сидел, как ошеломлённый. Он подобные вещи читал не раз у обычных поэтов своего времени. Но к христианину, казалось, это совсем не подходило.
— Прочти ещё раз, — попросил он Володю. Тот декламировал, Лев старался вдуматься в смысл слов и не понимал: «Как так: «ты моя вся нетронутым телом?» Ведь Паша отдала себя Господу: и тело, и душа принадлежат Ему, а Володя пишет: «мою душу пленённу тобой, Для любви лишь тебе отдаю я». Ни слова о Боге, ни слова о любви к ближнему, что является целью жизни. Это любовь двух, в сущности себялюбия».
— Ничего не понимаю, — сказал Лев, — написал ты красиво, но время ли думать сейчас об этом? Скажу словами Апостола Павла: «Мне вас жаль» 1Кор.7:28. Просто не представляю: свадьба — это радость, а теперь время траура. Впрочем, каждый поступай так, как Бог ему определил. «Пусть благословит вас Бог!»
Володя ушёл. Настала ночь. Долго не мог уснуть Лев, лёжа на досках. Постели были направлены на дезинфекцию. Но он не спал не потому, что было жёстко — давно доски стали его любимой постелью, а потому, что не мог успокоиться. Он часто вздыхал и шептал: «Боже, Боже, неужели нет людей, которые целиком отдают себя Тебе?» Душою он словно всматривался в окружающий мрак страданий, искал звёзд и не видел их. «Паша, Паша! Неужели ты закатишься, и не будет тебя? И тут пред Ним предстал Тот, Который не имел где преклонить главу, Который не имел ни семейного уюта, не знал ни ласки, ни покоя. Тот, Который умирая, томимый жаждой, позором, не имел под головою мягкой подушки и умер, отдав всё. «Идти за Ним, по следам Его!» — думал Лев, засыпая. Во сне ему снились страдания, смерть. Но это не пугало его. Он знал, что это самое лучшее в этом мире себялюбия, лжи и греха.