Звезды смотрят вниз
Шрифт:
Ветер утих, и неожиданно выглянуло солнце. Обилие яркого света радовало мальчика, хотя и слепило непривыкшие к нему глаза. Зимой, когда он работал в шахте, он часто не видал солнца помногу дней подряд. Когда он утром спускался в шахту, было ещё темно. И так же темно бывало, когда он вечером поднимался наверх.
А сегодня день, хотя и холодный, ярко сиял, наполняя все существо Дэвида какой-то необычной радостью и смутным воспоминанием о тех редких случаях, когда отец отправлялся удить рыбу на Уонсбек и брал его с собой. Мрак и грязь шахты оставались далеко позади, вокруг был зелёный орешник и журчала чистая, прозрачная вода…
— Гляди, гляди, папа! — вскрикивал он, когда его восхищённый
Он свернул на Балаклавскую.
Подобно другим улицам шахтёров, она тянулась на добрые пятьсот ярдов. Здесь было царство почернелых от грязи и копоти каменных домов, испещрённых безобразными белыми шрамами в тех местах, где были залиты извёсткой самые большие или свежие трещины. Четырёхугольные трубы, покривившиеся, полуразвалившиеся, походили на пьяных. Длинный ряд крыш благодаря оседанию домов образовал волнообразную линию, напоминая море в бурную погоду. Дворы были обнесены заборами, сооружёнными из чего попало — сгнивших железнодорожных шпал, поленьев, ржавого рифлёного железа, за заборами — в качестве опоры — навалены кучи пустой породы и шлака. В каждом дворе была общая уборная, в каждой такой уборной стоял железный бак. Уборные были похожи на сторожевые будки между рядами домов, а в конце каждого ряда беспорядочно громоздились разные службы, выстроенные кое-как, на неровной земле, рядом с голыми участками рельсовых путей. Рудник «Нептун № 17» был расположен приблизительно посредине, а за ним простирался кочковатый, весь в трещинах и лужах, унылый пустырь «Снук». Пустырь окаймляли старые выработки «Нептуна», заброшенные сотню лет назад. На «Снук» выходила зияющим устьем старая шахта Скаппер. Все здесь имело отношение только к копям. Далеко вокруг, на плоской равнине, не видно было ничего, кроме рудничных труб, отвалов, надшахтных копров, — всего, что связано с копями. Развешанное на верёвке бельё сочными голубыми и алыми тонами с прямо оскорбительной резкостью выделялось на унылом грязно-сером фоне всего этого места. Это бельё на верёвке придавало всей картине какую-то угрюмую и словно извращённую красоту.
Дэвиду всё здесь было хорошо знакомо. Он и раньше находил здесь мало привлекательного, а теперь — меньше, чем когда бы то ни было. Над длинным рядом мрачных, прижатых друг к другу жилищ словно нависла атмосфера апатии и безнадёжности. Несколько шахтёров — Боксёр Лиминг, Кикер Хау, Боб Огль и другие, весь кружок завзятых картёжников, сидели на корточках у стены. Они теперь не играли в карты, потому что у них не было ни гроша медного, и сидели здесь молча, просто так, от нечего делать. Боб Огль, работавший в «Парадизе» в первой смене, кивком поздоровался с Дэви, поглаживая узкую голову своей собаки. Лиминг промолвил:
— Здорово, Дэви. Как дела?
Дэвид ответил:
— Здорово, Боксёр.
Остальные с интересом посматривали на Дэви, так как он был сыном Роберта, зачинщика забастовки. Перед ними стоял бледный мальчик в костюме грубой шерсти, из которого он давно вырос, с бумажным шарфом на шее, в тяжёлых деревянных башмаках шахтёра (так как кожаные были заложены), с давно не стриженной головой, по-детски тонкими запястьями и большими рабочими руками.
Он чувствовал на себе любопытные взгляды, но, спокойно откинув голову, зашагал к дому № 19, где жил Джо. На воротах этого дома была вкось и вкривь намалёвана надпись: «Агент по продаже велосипедов. Похоронное бюро. Даются обеды». Дэвид вошёл.
Джо и его отец, Чарли Гоулен, завтракали: на деревянном некрашеном столе стоял полный горшок холодного паштета, большой коричневый чайник, открытая жестянка с сгущённым молоком и неровно початый каравай хлеба. Беспорядок на столе был невообразимый. Такой же беспорядок царил во всей
— Алло, мальчик, как поживаешь?
И Чарли Гоулен, в сорочке, заправленной в брюки, с незастёгнутыми, свисавшими на толстый живот подтяжками, в ковровых домашних туфлях на босу ногу, отправил в свой большой рот громадный кусок мяса. Потом помахал могучим красным кулаком, в котором держал нож, и приветливо закивал Дэвиду. Чарли был неизменно приветлив, всегда и со всеми; что называется, душа-человек был этот большой Чарли, контролёр-весовщик на «Нептуне». Он ладил с рабочими, ладил и с Баррасом. Он был на все руки мастер: сам хозяйничал, так как жена его умерла три года тому назад; непрочь был тайком поохотиться на кроликов или половить лососей там, где это было запрещено.
Дэвид сидел, наблюдая, как ели Джо и Чарли. А ели они смакуя, с безмерным аппетитом: молодые челюсти Джо методически жевали и чавкали, Чарли причмокивал жирными губами, выгребая ножом застывший соус из горшка с паштетом. Дэвид невольно облизнулся, рот его наполнился слюной. Вдруг, когда они уже почти кончили завтрак, Чарли, словно осенённый внезапной догадкой, перестал на минуту орудовать ножом в горшке.
— Может быть, и ты, паренёк, не прочь поскрести в горшке?
Дэвид отрицательно покачал головой: что-то заставило его отказаться. Он усмехнулся.
— Я уже завтракал.
— Ах, так! Ну что же, раз ты уже перекусил…
Маленькие глазки Чарли лукаво поблёскивали на его широком красном лице. Он покончил с паштетом.
— А что делает твой отец теперь? Ведь похоже на то, что дело наше лопнуло.
— Не знаю.
Чарли облизал нож и удовлетворённо вздохнул.
— Да, натерпелись мы горя… Я с самого начала был против… И Геддон был против. Никто из нас не хотел этого. Поднимать историю из-за кожанов [3] и грошевой прибавки на тонну! Говорил я, что из этого ничего не выйдет.
3
Кожаные куртки для шахтёров, работающих в воде.
Дэвид посмотрел на Чарли. Чарли был весовщиком от рабочих, служащим местной организации Союза горняков и состоял в приятельских отношениях с Геддоном, представителем Союза в Тайнкасле. И Чарли отлично знал, что дело тут было вовсе не в кожанах и не в прибавке полпенни за тонну угля. Дэвид сказал серьёзно:
— В шахтах Скаппер-Флетс очень много воды.
— Воды! — Чарли улыбнулся ясной улыбкой всезнающего человека. Он работал наверху, у выхода шахты, проверяя вес поднимавшихся со скрипом вагонеток, в шахту ему никогда не приходилось спускаться. Поэтому он и мог позволить тебе разыгрывать всезнайку. — «Парадиз» всегда был мокрым местом. Там вода стояла подолгу. И Скаппер-Флетс, я думаю, не хуже остальных шахт. Не такой человек твой отец, чтобы испугаться лишней капли воды, — ведь правда?
Дэвид, не глядя, чувствовал, что Чарли ухмыляется, и негодование его росло. Он сказал сдержанно:
— Отец работает в копях вот уже двадцать пять лет, так что вряд ли он боится воды.
— Отлично, отлично, я так и знал, что ты это скажешь. Стой крепко за отца. Если не ты, то кто же за него постоит? Я тебя за это ничуть не осуждаю. Ты парень сметливый.
Чарли громко рыгнул, уселся на своё место у огня и, зевая, потягиваясь, принялся набивать почерневшую трубку.
Джо и Дэви вышли на улицу.