Звонкий ветер странствий
Шрифт:
Неожиданно, со стороны главных дворцовых ворот послышался громкий цокот конских копыт, противно заскрипели о мелкие камушки каретные колёса. Егор, предчувствуя недоброе, торопливо оглянулся на эти звуки.
Тёмно-коричневый, скромный кожаный возок («Определённо – очень знакомая повозка!», – успел высказаться внутренний голос), проехав вдоль прудов до арочного мостика между ними, остановился. Широкая дверца возка тут же распахнулась, и на зелёную травку ловко спрыгнул высокий и тощий кавалер в немецкой одежде, с короткой дорожной шпагой на боку.
«Антошка Девиер, прыщ голландский –
Антон Девиер, одной рукой торопливо сорвав с пышного светло-пшеничного парика стандартную офицерскую треуголку, вторую руку торопливо протянул по направлению к распахнутой дверце и галантно помог выбраться из повозки великолепной, разодетой в пух и прах Матильде Лаудруп – Снежной Королеве.
«Вот, похоже, и прибыли свежие новости, которых так нервно и вожделенно дожидался Пётр Алексеевич!», – уверенно предположил догадливый внутренний голос. – «Очевидно, адмирал Лаудруп сделал остановку в каком-то балтийском порту. Царский соглядатай тут же передал весточку на берег, где её уже дожидался Девиер, который тут же и поспешил в стольный град Москву… Матти? Судя по её великолепному наряду и божественной причёске, она отнюдь не сегодня прибыла в город…».
Матильда и Антон – под весёлые и дружеские приветствия – заняли свои места за обеденным столом.
А ещё через пять-шесть минут из беседки выбежал, неуклюже подпрыгивая, важный и упитанный царский дворецкий, облачённый в шикарную золоченую ливрею, и торопливо скрылся за приоткрытой двустворчатой дверью, ведущей во внутренние покои Преображенского дворца. Вскоре оттуда выскочили пятеро сотрудников царской охранной Службы и бодрой рысцой припустили в сторону дворцового парка, откуда доносились гортанные, сильно режущие слух вопли павлинов. Не прошло и двух минут, как следом за охранными сотрудниками проследовали, чуть побрякивая на ходу длинными бельгийскими ружьями, трое солдат Московской дивизии.
«Творится что-то странное и – явно – недоброе!», – засомневался осторожный внутренний голос. – «Появился этот голландский Девиер, и всё пошло наперекосяк, чёрт его побери! Как бы вся операция не сорвалась, ещё даже и не начавшись. Хорошо ещё, что западное крыло дворца находится в другой стороне…».
Время шло, но абсолютно ничего не происходило, никаких гостей в маленькой «турецкой» беседке не наблюдалось. Постепенно наступил тёмно-сиреневый вечер, стемнело, в большой беседке, откуда, практически не смолкая, долетали мужские чуть хмельные голоса и серебристый женский смех, расторопные слуги, пользуясь полным безветрием, зажгли многие десятки ярких свеч.
«А про вас, братец, похоже, нечаянно забыли!», – коротко хохотнул нервный внутренний голос. – «Может, оно и к лучшему. До начала пожара в казармах охранной Службы остаётся всего-то ничего – час с невеликим хвостиком…».
Только один раз из вечернего
– Ефимов и Тыртов, кончайте здесь отсвечивать, бездельники! Следуйте к восточному крылу дворца, так видели кого-то подозрительного. Ну, быстро у меня, морды!
Послушался неясный шум, издаваемый двумя парами торопливо бегущих ног, и снова всё вокруг стихло.
«Понятное дело, это Гаврюшка Бровкин заблаговременно отгоняет охранных сотрудников от царских беседок», – одобрительно пояснил чуткий внутренний голос.
Где-то рядом весело замелькали три жёлто-оранжевых огонька-светлячка, по деревянным ступеням беседки чуть слышно прошелестели лёгкие женские шаги.
– Доброго вам здоровья, милые принцесс! – глубоким и мелодичным голосом по-русски поприветствовала присутствующих нарядная Екатерина – в девичестве Марта Скавронская – крепко сжимающая в ладони правой руки позолочённый подсвечник с тремя ярко-горевшими восковыми свечами, прикрытыми сверху специальными стеклянными колпачками.
Видя, что турчанки вскочили с мест и, сложив под чадрами руки на груди, начали безостановочно, очень меленько – словно заводные немецкие фарфоровые куклы – кланяться, Егор поспешил последовать их примеру. Пожилой же евнух, и вовсе – как подкошенный – бухнулся на колени, звонко приложившись при этом лбом о дубовые доски пола.
Не дождавшись ответа, Екатерина, мило улыбнувшись, повторила приветственную фразу на немецком и английском языках.
– Они вас совсем не понимать! – глухо сообщил с пола евнух на ужасном английском. – Турецкая женщина – говорить только по-турецки! Извините, Небеснородная!
– Что же, оно и к лучшему, – неотрывно глядя на Егора (под чадрой), негромко произнесла Екатерина на немецком языке. – Я думаю, дорогой сэр Александэр, что всё непременно сладится и получится. Я помогаю вам – в память о моей безвременно ушедшей подружке Луизе де Бровки. Ну, и из безмерного уважения к моей второй подруге – Светлейшей княгине Александре Меньшиковой – потерянной навсегда… Удач вам, мой добрый друг! Кстати, минут через двенадцать-пятнадцать незаметно подойдите ко второй маленькой беседке. Там вы услышите нечто весьма интересное и примечательное… Прощайте, храбрый охранитель! Извините, но подсвечника вам оставить не могу. Тем более что сейчас темнота – ваш главный друг и единственный помощник…
С этими словами Екатерина покинула беседку. Затихли звуки её почти невесомых шагов, мелькнули и скрылись за искусно подстриженными шаровидными кустами три добрых светлячка-огонька.
«Это что же такое получается, блин московский, не очень-то и свежий?», – захлебнулся в сомнениях ошарашенный внутренний голос. – «Выходит, этот бестолковый дуралей Алёшка всё рассказал царской жене о предстоящей операции? О двух пожарах, о трёх – как минимум – убитых охранниках, о подброшенном постороннем трупе? Зачем, спрашивается? Или он попросил у Екатерины о помощи только в общих, так сказать, чертах? Ладно, потом разберёмся с зарвавшимся маркизом, объясним, каково это – предпринимать серьёзные действия без однозначного начальственного одобрения. Хотя, какой ты, братец, Алёшке – начальник? Так, уже – насквозь – бывший…».