Звук шагов в порывах ветра
Шрифт:
– Видела, они на кухне в салфетнице. А когда же ты вернёшься?
– Не знаю, но надеюсь, что скоро, – Зорин посмотрел на экран телефона.
– Ты мой спасатель, Зорин. Когда что-то случается, все звонят тебе, – заметила Виктория. – Ладно, поезжай, – села в кровати, потянулась. – Василиса ещё спит?
– Спит, я проверил. Что-то наш ребёнок разоспался. Похоже, так влияет чистый воздух и экология, – он чмокнул Вику в щёку, опять посмотрел на телефон. Пора, – не сердись, постараюсь вернуться как можно скорее. Пока-пока, – махнул рукой и исчез за дверью.
Вскоре проснулась Василиса, Вика покормила дочь,
Они дошли почти до середины деревни, как увидели девочку лет восьми, которая сидела на старой изрядно истёртой шине у покосившегося забора. Девочка была не чёсаной, её светло-русые волосы торчали из спутавшихся косичек. Платье было несколько не по размеру – велико, тонкие голые ноги в мелких синяках и царапинах. На одном из сандаликов надорван ремешок. В руках девочка держала простенькую куклу.
– Привет, – Виктория подошла ближе, Василиса с любопытством уставилась на куклу, которую девочка заворачивала в обычный цветастый платок, затем показала на неё пальчиком и сказала «Катя!» Она всех кукол называла Катями.
– Здрасти, – тихо ответила девочка и подняла глаза на незнакомую женщину.
– Как тебя зовут? – Вика поразилась взгляду этого ребёнка. Глаза взрослого человека. Большие и печальные. – Меня Виктория.
– Валя, – ещё тише сказала девочка, сделала неловкое движение и кукла упала в траву. Стушевалась. Зато Василиса не растерялась, она довольно ловко выудила чужую куклу из травы и стала её рассматривать. Затем повернулась к маме.
– Мама, Катя, – поступила информация, примерно означающая, что ей нравится эта игрушка. Вика отрицательно покачала головой.
– Вася, это чужая игрушка, её надо вернуть, – сказала она. Василиса удивлённо приподняла брови. – Да, вернуть, у тебя дома есть своя Катя, а это чужая. Верни, пожалуйста, куклу девочке, хорошо?
Василиса подошла к девочке и, чуть помедлив, всё же вернула куклу. А затем и отдала своего зайца – сама, без всяких просьб. Что было в голове у полуторагодовалого ребёнка в тот момент – Вика не знала, но она вдруг почувствовала гордость за поступок дочери.
– Спасибо, – тепло поблагодарила Валя. – А почему её зовут Вася? – вдруг тут же спросила она, прижимая к себе неожиданно полученный подарок. – Разве так называют девочек?
– Называют, – засмеялась Виктория, – просто наша Вася – это Василиса, её полное имя. А сокращённо – Вася, – пояснила она.
– Василиса? – удивлённо переспросила девочка. – Как в сказке?
– Ну, можно сказать, да, как в сказке, – опять улыбнулась Виктория. – Мы хотим дойти вон до того поворота, пойдёшь с нами, Валя? – предложила она.
– Не могу, – девочка сокрушённо покачала головой. – Папка будет ругаться, он сегодня сердитый, – она опустила голову.
– Не грусти, мы ещё обязательно встретимся, – Виктория прикоснулась к её плечу, девочка вздрогнула. А потом сжалась в комок.
Она ещё долго смотрела вслед уходящей красивой тётеньке и её маленькой дочке.
Глава 6
– Николенька, у меня ощущение: как только ты сюда приехал, тебя что-то всё время гложет. Хотя ты и стараешься это тщательно скрыть, – сказала
– От тебя трудно что-либо скрыть, не перестану этому удивляться, – покачал головой Фертовский. Он сидел за столом и задумчиво смотрел вдаль.
– Просто я хорошо тебя знаю и люблю, – Надя обняла его сзади за плечи, поцеловала в кудрявые волосы на затылке. – Так что же случилось?
Вместо ответа Николя взял в руки телефон, полистал его меню, затем открыл одну из папок с фотографиями. Протянул жене.
– Кажется, прошлое решило напомнить о себе, – только и сказал он. Надя взяла телефон, стала внимательно рассматривать снимок. Увеличила его. Подняла глаза на Николя. – Ты хорошо помнишь содержимое семейного гарнитура? Ты же видела его тогда, да?
– Видела, – кивнула она. – Твой отец мне показывал все предметы. Понятно, что о сабле был особый разговор, но мне понравилась не только она и её история. В гарнитуре практически всё уникально и по-настоящему красиво, – Надя сделала паузу. – Это ведь аграф? На снимке аграф? – вдруг поняла она.
– Аграф, – подтвердил Фертовский. – Мне надо точно знать, он из гарнитура отца или нет. Когда-то я тоже видел аграф, но мельком.
– Я не могу со стопроцентной уверенностью утверждать, – озадачилась Надежда. – Но очень похож, очень. Я держала его в руках несколько секунд, затем любовалась в ларце. Да, эта вещь может быть из набора, – она опять посмотрела на мужа. – Где сделала фотография, Николенька? И когда?
– Буквально вчера, – ответил он. – В одном из павильонов Москвы открылась выставка «Эндимион», посвящённая мужской моде и феномену щегольства в России середины XVIII – начала XX века. У меня было задание сделать серию снимков. Аграф мне не сразу попался, я сначала его вообще не заметил. Стенд, где он помещён, освещён более тускло, чем все остальные. Но когда я увидел украшение, то глазам своим не поверил. Была мысль расспросить о нём устроителей выставки, но как нарочно позвонили из редакции и меня срочно вызвали на съёмку в другое место. Я сделал несколько снимков и уехал. Решил, что спрошу у отца, а потом начну разбираться. Поэтому снимки аграфа я не отдал в редакцию. Оставил себе, – рассказал Николай. Дотронулся до руки жены, сжал её. Чувство было двояким: тревога смешалась с надеждой на то, что его сын может быть жив. – Решил показать отцу, он-то точно определит, из гарнитура аграф или мы ошибаемся.
– Так почему до сих пор не показал? – Надя села напротив мужа, внимательно посмотрела в его тёмные глаза. В них было беспокойство. У глаз прибавилось морщинок. Но он был по-прежнему весьма привлекателен.
– Ты понимаешь, – Николай сделал паузу, – у отца сейчас такой период, столько радости в жизни, что мне вдруг показалось жестоким напоминать ему о том времени, когда его предал и ограбил родной внук.
– В чём-то ты прав, но молчать тоже нельзя. Всё-таки надо выяснить, тот ли аграф или нет. А если мы ошибаемся, и эта вещь не имеет никакого отношения к семейной реликвии? Владимир Григорьевич развеет наши сомнения.