Зять для мамы
Шрифт:
…Марина вернулась домой, погасила настольную лампу, с вечера горевшую в комнате матери, взяла на руки ее котов, села с ними в материно кресло, погладила… Она понимала, что от нее сейчас требуются какие-то действия, но не могла вспомнить какие. Наверное, об этом знает Юлия. Она, кажется, в прошлом году похоронила отца.
– Я сейчас приду, – сказала ей по телефону Юлия, – и все тебе расскажу.
Но рассказывать не стала, а сделала укол. Потом позвонила Татьяне. Потом пришел Гена. Втроем они организовали все, что полагается: заказали похоронные принадлежности, машину, дали объявление в газете, приготовили стол для поминок.
Марина,
Когда за последним соболезновавшим закрылась дверь, Марина осталась одна…
Глава 24. Лекарство от тоски
Она по-прежнему спасалась работой и от тоски, и от одиночества. И поскольку теперь ее не отвлекали проб–лемы ни дочери, ни лжезятя, ни ссоры с матерью, она могла сидеть над проектами столько, сколько считала нужным. Ее последние работы были оригинальны и удачны, а «сарафанное радио», которое действует лучше любой рекламы, приводило к ней все новых и новых заказчиков.
Марина напоминала себе врача, который выслушивает больного, ставит диагноз и назначает лечение. Так действовала и она. К ней обращались люди, которые хотели, чтобы у них были красивые и уютные квартиры, дачи или загородные дома и, наконец, офисы. Но ведь понятия о красоте у всех разные, так же как и ощущения комфортности. Одному нравятся небольшие замк–нутые пространства, другому – просторные, насыщенные светом и воздухом. Марина верила также и в то, что люди действуют и живут под влиянием тех чакр, которые у них либо наиболее развиты, или менее всего открыты. Значит, одному необходимо как можно чаще видеть желтый цвет, а другому – красный. Но в такие подробности своих рассуждений она заказчиков не посвящала. Ведь врач не сообщает больному во время операции о своих действиях.
Поэтому прежде чем взяться за эскиз, Марина просила рассказать человека о том, что ему нравится в жизни, а что раздражает, чем он увлекается, какие книги читает и с кем дружит, любит одиночество или большие компании, предпочитает ужинать в ресторанах или обожает домашнюю стряпню. Ей было важно как можно точнее составить психологический портрет будущего владельца жилья, которое она придумает для него. Конечно, ей помогала интуиция, которая позволяла ей понимать о человеке то, что не всегда можно было вы–сказать словами. В зависимости от этого портрета она предлагала пастельные или насыщенные тона стен, тяжелую мягкую или изящную и легкую мебель, тканое панно или картину в раме.
Если ее проект и рекомендации соблюдались неукоснительно, то реакция в итоге была примерно одна и та же – восторг, восхищение и удивление: «Как вам, Марина Петровна, это удалось?»
«Сарафанное радио» работало все интенсивнее, приводя к ней все новых и новых клиентов, как она теперь стала говорить.
И однажды она поняла, что не сможет одна осилить столько проектов, сколько набрала. Ей нужны были помощники, хотя бы для детального доведения ее идей до конечного результата. Это во-первых. Во-вторых, она обнаружила, что сумма, которая лежит на ее банковской
Марина решила открыть свою собственную студию дизайна. Посоветовалась с теми, кто уже набил шишек, начиная бизнес: Сашкой Федоровым, Евгением Борисовичем, Вадимом-ЧП и Геннадием. После консультаций арендовала небольшое помещение с факсом, поставила пару компьютеров, начала искать своих бывших выпускников, чтобы пригласить к себе.
Она вспомнила про Валеру Климова, мать которого встретила на злополучном семинаре.
– Ты сильно рискуешь, – предупредил Гена, с которым она обсуждала творческую часть, по его мнению, авантюрного плана. – Если парень, как ты говоришь, рисует только этикетки на мебельной фабрике, он вряд ли способен на что-то серьезное.
– Мальчишке просто не повезло, – убеждала она Геннадия, но прежде всего себя. – Я помню, какие прекрасные работы у него были. А чувство стиля, а пространства!.. И потом, я-то ничем не рискую. Если у него не получится, мы расстанемся, а с насиженного места он уже ушел и обратно его никто не возьмет.
Валера Климов, услышав предложение Марины, не то что ушел с «насиженного места», а сбежал, и не один: привел с собой приятеля Ванечку Козакова. Геннадий только руками развел, посмотрев на творческий коллектив – основу основ любой дизайнерской фирмы, – который бывшая супруга – новоиспеченная предпринимательница – посадила за компьютеры.
– Ой, прогоришь! Подведут они тебя под монастырь!
Парни были полной противоположностью друг другу. Валера Климов – мрачноватый, вечно взлохмаченный, с засученными рукавами всех рубашек и свитеров на крупных, мускулистых руках – предпочитал тонкие, академически «прорисованные» детали и пастельные краски. Он прекрасно рисовал, но более ни к чему способен не был. Как-то Марина попросила повесить его в дизайнерской комнате жалюзи. Валера очень долго примеривался и старался, но жалюзи провисели ровно пятнадцать минут, отвалившись от стены вместе с крепежом.
Худенький, бледненький, очкастенький Ванечка любил техно-стиль и умел чинить все, начиная от смывного бачка до компьютера.
Мальчишки вечно спорили, но прислушивались к мнению друг друга. Третейским судьей была Марина, которой они подчинялись беспрекословно.
Она могла разрешить их творческие споры только вечером, вернувшись в студию. Днем же общалась с ними по мобильному телефону, так как то стояла в очереди к налоговому инспектору – чтобы зарегистрировать свою фирму, то сидела в коридорах Комитета статистики и Пенсионного фонда, то заказывала печать для документов и открывала счет в банке…
Несмотря на мрачные прогнозы Геннадия, длительное отсутствие главного идеолога в студии на работе молодых дизайнеров не сказывалось. Валера и Ванечка, дополняя друг друга, справлялись, и неплохо, с теми задачами, которые ставила им Марина. Зато сама она ощущала, что все меньше и меньше занимается творчеством и больше – администрированием.
И однажды Марина, которая любила носить удлиненные юбки и костюмы-шанель, пожаловалась другой Марине, предпочитавшей джинсы и туфли на низком каблуке: «Во что ты меня втравила! Это же морока! Это очень далеко от красок, импровизации и полета фантазии… Давай все бросим, у меня нет больше сил».