Зять
Шрифт:
Против ожидания зять ничего не скрыл.
– Цена хорошая. Но у нас и пшеничка...
– гордясь, сказал он.
– Клейковина высокая. Пятьдесят миллионов уже перечислили. Остальные - обещают. А чего? спросил он.
– Взаймы просят?
– Да нет... Думала, может, напраслину кидают...
– проговорила Мартиновна и смолкла.
Если прежде она верила и не верила, то теперь ее словно жаром осыпало, перехватило дух. А немного в память войдя и вздохнув свободней, она с ходу решила:
– Презир надо денежкам дать. На книжку положить. На Володю
– Так все делают.
– Э-эх, мать...
– по-доброму посмеялся Костя.
– Не забивай себе голову. Это кажется, что много. А их еще бы столько - и не хватило. С кредитом надо рассчитаться. Новый трактор нужен, КамАЗ с прицепом, горючее, запчасти. И если получится, то надо будет ехать в Словакию.
– Куда-куда?..
– В Словакию, за границу. Хорошие там есть комплексы: мельница, рушилка, пекарня - все вместе, - говорил он необычно мягко и глядел на жену, на сына, который тянулся к нему с рук матери, а та его не пускала.
– Пекарня?
– спросила Мартиновна.
– Хлеб будешь печь?
– Будем печь, - ответил Костя.
– Да его чуть не каждый день возят.
– Наш будет лучше и дешевле, - объяснил Костя и повторил, с чего начал: Не забивай себе голову, мать. Я уж сам разберусь.
На том и кончили разговор.
Со старой матерью, с бабкой Макуней, говорить было без толку, она лишь отзывалась эхом.
– Либо он брешет все?
– спросила у нее Мартиновна.
– Обманет?
– Абманат, абманат... Он в тюрьме сидел, - согласно кивала бабка.
– А Володю жалеет и Раису не обижает.
– Мне пряников привез из станицы, - похвалилась бабка.
– Сладкие.
Вот и поговори с ней. А поговорить было надо. Мартиновна ночь не спала, пытаясь понять то богатство, что рухнуло на ее баз. Сколько там... в этих миллионах. В гаманке ли, в кармане не уместить. Грезились они каким-то курганом. Всю ночь этот курган виделся. До сна ли?..
Утром Мартиновна к Раисе приступила всерьез.
– Моя доча, - начала она ласково, - об жизни надо загад делать. Это нам с бабкой дорога короткая - на кладбище. А тебе еще на веку, как на долгом волоку, всего придется перевидать. А время - надежи нет. И люди не зря про черный день копеечку сбивают.
– Ты об деньгах?
– поняла ее Раиса.
– Об них, - призналась Мартиновна, - об вас с Володей мое сердце кровит. Такая страсть - миллионы. А он их - в распыл.
– Ой, мама...
– вздохнула Раиса.
– Я ему говорила. А он: нужны в дело. Трактор, машина, пекарня...
– повторяла Костины слова.
– Набрешет - конем не перепрянешь, - в сердцах оборвала ее Мартиновна.
– А ты вослед за ним едешь, ночная пристежка. Повадили его... Хозяин... Я тебе всегда учила: для каждого дружка держи камень за пазушкой. И для сердечного тоже. Сколь дурили тебя... Ныне он - милый, а завтра - постылый. Кинет - и осталась с дитем на руках. А он парень клеваный, крым и рым прошел.
Раиса слушала мать не переча. Эти пятьдесят ли, семьдесят миллионов и у нее
И теперь верила Косте, привыкнув к нему. Но материнскую боль понимала. А чем ей ответить? Лишь вздохами да слезами. Такой был характер, далекий от материнского.
– Телушка...
– в сердцах обругала ее Мартиновна.
– Тебя лишь почухай - и хоть на бойню веди.
Она махнула рукой на дочь и на старую мать, понимая, что, как и прежде, надеяться надо на себя.
Идти нужно было к Лельке, к бригадировой жене. Та - грамотная и при власти; брат ее Плешка и вовсе в конторе с младых ногтей. А жили всегда рядом. Правда, когда Челядины из колхоза ушли, меж соседскими дворами словно сквозняком потянуло. Не ругались, не ссорились, а чуялся холодок.
Теперь нужно было идти. Хочешь не хочешь, а больше некуда.
Мартиновна подгадала ко времени. Бригадирова жена Лелька сидела на солнышке, на крылечке, пуховый платок вязала.
– Я к тебе, Леля, с бедой, - открылась Мартиновна сразу.
– Деньги?..
– поняла ее Лелька.
– Миллионы?
– Они...
– Не отдает?
– И слухать не хочет. Не забивай, мол, голову. Туды да сюды. Трактор купить. Да еще за границу надо, какую-то турунду везти. Вроде пекарню...
Ростом невеликая и телом худая, Лелька мудрой была, даром что баба.
– Заграница?
– спросила она шепотом и потянула Мартиновну в дом, подалее от чужих глаз и ушей.
– Вот оно и открылось!
– объявила она.
– Все так делают. За границу - и хвост в хворост. Чтоб наша милиция не поймала. А ихнюю подкупит. По телевизору каждый день объявляют. Ты либо не глядишь?
– Лишь кино, "Марию".
– А надо все глядеть!
– Глаза Лельки загорелись желтым огнем.
– Всякий день про это гутарят. Украл денежку - и на побег, в Америку, на ихние курорты. Там раздолье ворам. Ты сама пойми: зачем ему, с миллионами, возле вас галтаться? Чего он забыл здесь? Там он во дворце будет жить. Шалашовки найдутся - не нашим чета. Потому и намылился, к сладкой жизни. Об вас не думает. А если бы по-умному...
– Вот я и говорю, - пожаловалась Мартиновна, - положи деньги на книжку. На Раису, на Володю. Вырастет дите - копеечка есть.
– Правильно раскладаешь, - одобрила Лелька.
– Шутка ли, семьдесят миллионов. Завтра чего случись... А ты их по щелям распихай. На дитя положи. У дитя да у старика власти не отымут. Домик на станции купи. Там - газ. Там тепло. Об угле да дровах голова не боли. Там хлеб и молоко в магазин кажденно возят. Горя не знают люди, живут. А он увеется, все подгребет... Вы останетесь яко наг, яко благ. Семьдесят миллионов... Такая страсть...