Зыбучий песок (сборник)

Браннер Джон

Даже сейчас, почти два десятилетия спустя, я с трудом представлял себе просчеты, о которых он говорил. Конечно, прочитай я книгу еще раз или познакомься с его новыми работами, и я понял бы, что он имел в виду.

Значит, когда я прочел его первую книгу, он уже был министром и мог на практике применить свою теорию управления государством. Я вспомнил, что меня больше всего поразило тогда в его работе.

Он писал там, что народ не против государства и не против того, чтобы им управляли, народ лишь против того, чтобы демонстрировали, как это делается. С ростом грамотности и развитием средств массовой информации на нашей маленькой

планете все больше людей видят трибуны и трибунов и все больше лиц выступают против них. Как обеспечить правление, скрыв от стороннего наблюдателя его каркас? В этом Майор видел тогда главную проблему современного общества.

Отказался ли Майор от своего положения? Если да, то тогда многое становилось объяснимым.

Он снова вернулся к нам, точнее, ко мне.

— Вы ужинали уже, сеньор Хаклют? — спросил он.

Я покачал головой.

— Тогда позвольте пригласить вас. Должен отметить, что ваше выступление оказало нам неоценимую услугу.

За ужином я все время думал о его словах. Мы устроились в баре, где перед началом передачи я побывал с Кордобаном. Сеньора Кортес, Риоко и Кордобан сидели вместе с нами. Они обсуждали с Майором по–испански будущие программы на актуальные темы, и лишь к концу ужина мне удалось завладеть его вниманием.

— Доктор Майор, в чем суть просчетов в вашей первой книге? — спросил я. — И какие из них наиболее существенные?

— Я недооценивал прогресс, сеньор Хаклют, — коротко ответил Майор. — Вы новый человек в Агуасуле и посему, видимо, склонны оспаривать утверждение, будто здесь самая совершенная система государственного управления.

Явно мне бросали перчатку.

— Допустим, — сказал я, — я не согласен с вами. Докажите мне обратное.

— Доказательства вы встретите повсюду. Мы поставили перед собой задачу: знать мнение народа и направлять его мысли. И заметьте, сеньор, не испытываем при этом никаких угрызений совести. Согласитесь, сегодня нам известны многие факторы, которые создают и определяют общественное мнение, как и вам знакомы определенные факторы, влияющие на транспортный поток, и вы в состоянии оценить место и роль каждого из них. Что такое, по–вашему, человек в социальном плане? Перед ним всегда обширный выбор, но он предпочитает идти по пути наименьшего сопротивления. Поэтому мы, управляя человеком, не подавляем его нездоровые инстинкты, а широко раскрываем перед ним возможности, которые он жаждет получить. Именно поэтому вы и оказались здесь.

— Прошу вас, продолжайте, — сказал я после некоторого молчания.

Он подмигнул мне.

— Скажите лучше, что вы думаете. Почему, по вашему мнению, мы пошли сложным окольным путем, пригласив стороннего дорогостоящего специалиста для деликатного разрешения нашей проблемы, вместо того чтобы просто сказать: «Сделать так–то и так»?

Я помедлил, затем задал встречный вопрос:

— В таком случае речь идет о реализации вашей политики на практике, а не о поисках компромиссного решения, которое устроило бы обе оппозиционные партии?

— Ну конечно же! — воскликнул он, словно удивленный моей тупостью.

— Совершенно очевидно, что между двумя фракциями существуют разногласия, но разногласия в этой стране создаем мы! Конформизм означает медленную смерть; анархия — быстрый конец. Но между ними имеется контролируемая зона, которая… — он засмеялся, — которая, как дамский корсет, одновременно и стесняет и дает ощущение свободы.

Мы правим страной с такой четкостью, которая вас безусловно удивит, — его глаза блестели, словно у рыцаря–крестоносца при первом взгляде на Иерусалим.

Затем взгляд его потускнел: не иначе созданный его воображением идеальный город в действительности был отнюдь не столь величественным, как хотелось бы.

Кордобан, который прислушивался к разговору без всякого интереса, воспользовался моментом, чтобы прервать нас.

— Может, сыграем партию в шахматы, доктор? — предложил он.

Майор повернулся и язвительно заметил:

— Хотите попробовать еще раз, Франсиско?

Щелкнув пальцами, он подозвал официанта и приказал принести шахматную доску.

Сеньора Кортес и Риоко, придвинувшись поближе, тоже склонились над шахматной доской. Хотя я был весьма заурядным шахматистом, еще никогда мне не доводилось следить за игрой с таким интересом.

Несомненно, оба игрока были старыми соперниками. Они молниеносно обменялись первыми шестью ходами. Потом Кордобан самодовольно улыбнулся, сделав нетрадиционный ход пешкой. Майор прищурился и потер подбородок.

— Вы делаете успехи, Франсиско, — с одобрением заметил он. — С каждой игрой вы прогрессируете.

Затем он взял пешку. Последовала серия разменов, которая, словно пулеметная очередь, очистила шахматное поле. И когда у каждого игрока осталось по три пешки, игра вступила в затяжной эндшпиль. Эта часть игры интересовала меня обычно не больше, чем простые шашки. Но сеньора Кортес и Риоко, судя по всему, не разделяли моего мнения. Они были возбуждены, как болельщики на финальном матче, лихорадочно выжидающие, будет ли забит во втором тайме решающий гол.

И действительно, их ожидания оправдались. Примерно после пятнадцати ходов Майор еще раз почесал подбородок, покачал головой и указал на клетку рядом с королем противника. Я не понял, что он имел в виду, но сеньора Кортес и Риоко одновременно с облегчением вздохнули, а Кордобан с удрученным видом откинулся в кресле.

— Вам бы следовало сыграть так! — Майор быстро передвинул пешку противника на одну клетку назад, а стоявшую рядом фигуру вперед.

Несколько секунд мы молча смотрели на шахматную доску. Затем Майор что–то невнятно пробормотал и поднялся:

— На сегодня — достаточно.

Он повернулся ко мне и протянул руку.

— До свидания, сеньор Хаклют. Если удастся выкроить время до отъезда из Агуасуля, может быть, заедете к нам и познакомитесь поближе с системой наших радиопередач?

Я пожал ему руку.

— С удовольствием. Благодарю вас.

«Непременно воспользуюсь этим предложением», — подумал я. Я хотел проанализировать высказывание Майора о том, что в Агуасуле действует самая совершенная система управления.

Может, здесь принимают желаемое за действительное. Система, если она вообще существовала и функционировала, вряд ли застрахована от ошибок. Взять хотя бы необходимость наряда полицейских для пресечения беспорядков на Пласа–дель–Сур в день моего приезда. На практике я не находил подтверждения теории Майора о тонком управлении. А если — и это меня особенно тревожило — правительство допускало такие вещи, как привлечение полиции, поскольку население ожидало от него нечто подобное? В таком случае можно предположить, что правительство запретило проведение митингов на Пласа–дель–Сур, отбивая в дальнейшем у народа всякую охоту в их участии.