... В среду на будущей неделе

Клименко Владимир Трофимович

Врач немного подумал, потом сказал твердо:

— Шесть часов без квалифицированной помощи — нет, это не годится! — Он поднял глаза на офицера: — Товарищ капитан-лейтенант, такой долгий путь пострадавший не выдержит.

— Я вас понял, — ответил офицер. — Переносите пострадавшего на корабль.

Через несколько минут рыбаки с «Альбатроса» печальными взглядами провожали военный корабль, уносивший их товарища к темной черте горизонта…

«Черный парус»

Глыбин

поставил «Альбатрос» против промысла, с внутренней стороны косы. Гундера отправился на баркасе к причалу, чтобы сдать белугу. Рыбаки разошлись по кубрикам и занялись кто чем.

Лобогрей и Печерица расположились под штаговой [16] лампочкой и спорили о квадратных уравнениях. Было очевидно, что Печерица более сведущ в математике. Чернобровый «заглазник» все время тыкал пальцем в учебник и заставлял Лобогрея нараспев твердить правила и формулы. Лобогрей слушал его, как прилежный ученик своего учителя.

16

Штаг — канат, удерживающий мачту от падения назад.

Брага уселся под площадкой и плел из обрывков каната кранец. Глыбин лежал на неводе, подстелив под себя парусиновый плащ. Он безучастно следил за синими парусами рыболовов-любителей, которые носились по заливу на бордовом фоне горизонта.

Павлик умостился на спардеке под трубой с красным поясом. Он вспоминал события минувшего дня.

Впервые в жизни Павлику довелось быть свидетелем человеческой трагедии. Перед глазами неотступно маячила окровавленная рука, торчащая из-под баркаса. То и дело вспоминался предыдущий вечер. Мыркин и Лобогрей взапуски подшучивали, над сумрачным Тягуном. Зачем они взяли под обстрел дядю Никифора?..

Наступали сумерки. Воздух постепенно пропитался синевой. Гасли дали. Легкий береговой бриз изредка пробегал по заливу, играя мелкой шелестящей зыбью. Чайки мирно дремали на воде, спрятав длинноклювые головы под крылья. Тишина и покой властвовали над неоглядным размахом воды.

Вдруг Павлик услышал глуховатый мужской голос, долетевший со взморья.

Метрах в пятидесяти от «Альбатроса» бесшумно скользила шаланда под парусом. На крутом баке возвышалась фигура человека в широкополой, похожей на сомбреро шляпе. Мужчина, сложив ладони рупором, кричал:

— Эй, на катере! Как посудину кличут?!

Павлик посмотрел любопытными глазами на незнакомца, потом перевел взгляд на борт шаланды, где расплывчатыми квадратиками чернели буквы. Название суденышка разобрать было невозможно.

— Алло! Немые там, что ли? — опять крикнул незнакомец.

Шаланда подошла ближе. Кэп-бриг поднялся на ноги. Брага бросил свое занятие и выпрямился у борта.

Незнакомец крикнул в третий раз:

— Как же посудину величают?

— «Альбатрос!» —

прогудел Глыбин.

— Ага, землячки! — обрадовался незнакомец. — В гости можно?

Брага поспешно ответил:

— Милости просим!

Незнакомец снял шляпу и помахал ею:

— Спасибочки, мы позже! А то самое рыбка клюет.

Он что-то сказал на корму, где за румпель руля держался другой мужчина. Шаланда медленно удалилась.

Из радиорубки вышел Мыркин в обнимку с телевизором. Радисту хотелось расшевелить загрустивших рыбаков. Через несколько минут Павлик услышал его зазывной голос.

— Друзья-товарищи! Скорей покидайте свои берлоги! Передачка сегодня — сплошной смех!

Рыбаки словно только и ждали этого приглашения. Они повысыпали на палубу. Павлик побежал к ним.

А Мыркин не унимался. Разматывая деловито кабель, он кричал:

— Про монетку не забудьте! По рублику, по рубрику с каждой персоны! Цена не высокая. Дешевле, чем в столичном театре!

Рыбаки разместились на палубе под стеной рулевой рубки. Телевизор стоял на табурете за трюмной горловиной.

— Сейчас песика Барбосика увидите! — говорил Мыркин, хлопоча около телевизора. — Приготовьтесь к смеху, товарищи!

…Глыбин и Брага остались на корме «Альбатроса». Они, видимо, решили ждать «гостей».

Действительно, скоро из-за крутого изгиба косы выскочила шаланда. Парус на ней был черным в синих сумерках.

Брага метнулся к надстройке и три раза мигнул кормовым плафоном. В ответ на его сигнал на шаланде бойко застрекотал моторчик. Суденышко плавно подвернуло и уверенно направилось к сейнеру. Все яснее и яснее проступали буквы на его борту и наконец сложились в непритязательное имя: «Манечка». «Манечка» мягко ткнулась в корму сейнера.

На стрекот моторчика рыбаки повернули головы и закричали, чтобы заглушили «тарахтелку». Моторчик умолк, а у телевизора раздался дружный хохот. Видно, Мыркин не обманул зрителей.

Боцман выключил кормовой плафон, но Глыбин заставив его зажечь снова, так как не горела рейдовая лампочка.

На сейнер перебрался медлительный, степенный мужчина. Смоляные волосы его были гладко зачесаны назад и на затылке спадали почти до капюшона парусинового плаща.

Гость вел себя так, словно попал домой. С Брагой он, очевидно, был знаком: по-приятельски подмигнул ему и назвал Фролушкой.

— Мое вам с рыбьим хвостиком! — пошутил незнакомец, стискивая руку боцмана.

Брага с чувством ответил на рукопожатие. Потом кивнул на кэп-брига:

— Знакомься!

— Дважды Лев, — представился мужчина: — Иначе говоря — Лев Львович. А среди нашей братии — Экспедитор.

Глыбин ощупал его настороженным взглядом. Немного помолчал и назвал себя.

— Телевизором решили побаловаться? — прислушиваясь к хохоту, раздававшемуся за надстройкой, спросил Экспедитор.