... В среду на будущей неделе
Шрифт:
Павлику захотелось посмотреть на «Альбатрос» издалека. Сейнер он нашел в той стороне, куда устремлялась белая полоса течения. «Альбатрос» был похож на чайку, мирно дремлющую на голубом сверкающем шелку моря…
Впереди баркаса раздался шумный всплеск. На воде закачалось несколько желтых пробок, от которых во все стороны расходились мелкие круги. Флажка почему-то не было видно.
— Как же вы без флажка потом найдете? — спросил мальчуган у Лобогрея.
— Почему без флажка? Флажок на месте, — ответил рыбак. Он объяснил, что флажок поднимется над водой лишь после того, как «кошка» зацепится
Брага возвышался на баке, широко расставив короткие ноги. Гундера пропускал между пальцами синий жгут сетей, который тянулся к боцману. А из рук Враги, точно трассирующие пули, вылетали желтые круглячки поплавков и устремлялись в глубину. Грузила гулко тараторили по форштевню баркаса. Снасть была связана из таких петель, сквозь которые можно было свободно просунуть голову. Баркас шел кормой вперед, гонимый веслами рыбаков и стремительным течением. Боцман изредка покрикивал на гребцов, чтобы не юлили из стороны в сторону.
Камбальные сети высыпали быстро. Брага бросил за борт вторую «кошку», потом буек. Гребцы налегли на весла, перегоняя баркас в другое место. «Альбатрос», словно конвой, следовал позади. Боцман и Гундера поменялись местами. Теперь Брага хлопотал над корзиной с крючьями, а рыбак стоял на баке, перебирая руками шворку, с которой свисали наживленные крючья.
Солнце еще не коснулось горизонта, когда в воду плюхнулась последняя «кошка». Лобогрей снял весла и принялся размахивать ими, подзывая сейнер.
Рыбаки сперва побросали на «Альбатрос» пустые корзины, потом перебрались сами. Павлик пошел по палубе и возле камбуза столкнулся с Мыркиным. По тому, как весело напевал радист, Павлик догадался, что тот чему-то очень рад.
Из двери камбуза выставил голову Митрофан Ильич.
— Чему радуешься? — спросил кок.
— Хорошей рыбе! — ответил радист бойко и шлепнул Павлика ладошкой по спине. — Ну, малец, с завтрашнего дня наши делишки веселей пойдут!
За ужином, когда рыбаки собрались на корме «Альбатроса», Мыркин громко сказал:
— Есть прелестная новость, братцы!
Рыбаки, как по уговору, дружно посмотрели на него.
Мыркин выжидательно молчал, чтобы больше распалить их любопытство.
— Да говори же! — не утерпел Лобогрей.
— Рыба пошла! — взмахнул рукой радист.
Тягун, сдирая с картофелины «мундир», хмуро буркнул:
— Она давно идет, да толку с того мало.
— На сей раз не такая! — Мыркин сел рядом с Павликом на ящик и взял из кастрюли картофелину. Глыбин, сидевший напротив, исподлобья взглянул на радиста, но ничего не сказал.
— Откуда у тебя такие сверхбыстрые сведения? — усмехнулся Печерица.
— Мартын на хвосте принес! — съехидничал боцман.
— Чудаки! Вот народец! — пожал плечами радист. — Я кем для вас являюсь?
— Двоюродный плетень моему забору, — шуткой ответил Лобогрей и добавил: — Ну ладно, не тяни! Знаем, кто: радист.
— То-то! — Мыркин обернулся к Браге. — А ты про какие-то летающие хвосты…
Глыбин опять пристально поглядел на сияющего радиста.
— Хватит умничать, — наконец произнес он. — Радиограмму получил, что ли?
— Так точно, словесную радиограмму! Только что с промыслом сеанс имел. Радистка говорит: такой рыбехи давненько
— В каком месте?
— В аккурат на траверзе [13] Гнездиловского светильника!
Глыбин бросил в рот очищенную картофелину, спросил:
— Так и сказала — по маяку?
— Да. В миле от берега.
13
Траверз — направление, перпендикулярное курсу судна.
Глыбин оживился. Рыбаки тоже повеселели. Сообщение радиста отдало бригаду освежающим бризом.
— Не узнавал, кому еще растрезвонила? — через небольшую паузу опять спросил кэп-бриг.
— Интересовался. Говорит: никого больше дозваться не смогла. Рация у дивчины маломощная, дальше трех-четырех миль духу не хватает. Я пообещал завтра начальника экспедиции уведомить. А то в тех местах тоже не густо с рыбой. «Меркурий» жалуется — солнечные ванны надоели.
Ответ радиста пришелся явно не по душе кэп-бригу. Он нахмурился.
— Ну-ну, уведомляй…
Так, пасмурный, как дождливый день, Глыбин просидел весь ужин.
Когда рыбаки начали расходиться по кубрикам, он подозвал к себе Брагу.
— Сегодня твоя очередь на вахту заступать?
Боцман растерянно затоптался на месте.
— Почему — моя? Я недавно дежурил.
— Не имеет значения. Заступишь ты. Утрусятся рыбачки, ко мне в каюту зайдешь.
Кэп-бриг выдает себя
И вот для бригады наступила жаркая трудовая пора. Желанная пора! Рыбаки в этот день успели сделать четыре замета, и каждый раз улов радовал душу. Работали быстро, с азартом. Мыркин носился, как заводной. Он успевал всюду: то в акваланге метался под килем судна, отпугивая рыбу, то вместе со всеми тащил из воды невод, то орудовал киталлом [14] . До самого вечера он даже не заходил в радиорубку.
14
Киталл — большой сак, которым вычерпывают из сетей рыбу.
Бригада «паслась» на рыбе одна, никто ей не мешал. Скумбрию теперь сдавали на Гнездиловский промысел, где рыбаков встречали радушно, как дорогих гостей. За один день альбатросцы выполнили недельное задание. У всех были восторженные лица.
Под вечер, когда произвели последний замет и можно было несколько расслабить гудящие мышцы, рыбаки принялись обсуждать события прошедшего дня. Удачному лову радовались все. Все, кроме радиста. Мыркину сейчас было не до того. Появилась такая уймища скумбрии, а он не имел возможности сообщить об этом другим колхозным бригадам, потому что испортилась радиостанция. Вернее, она не испортилась. Приемник работал нормально, в наушниках раздавался характерный шум, треск, только все эти звуки были почему-то слабые, глухие, будто цедились сквозь фильтр из ваты. На передатчике мигала красная лампочка, дрожали стрелки приборов, но никто не слышал «Альбатроса». От досады Мыркин терзал волосы на голове.