...И белые тени в лесу
Шрифт:
Она прижимала книгу к себе, глаза у нее светились, я поняла, что для нее это много значит.
Потом Розильда захотела поиграть. Она закрывала мне глаза ладонями, я наугад вытаскивала с полки книгу и раскрывала в любом месте. Потом она убирала руки, и я читала ей вслух тот отрывок, который первый попадался мне на глаза.
Я достала том из собрания сочинений Рунеберга [4] , мой взгляд упал на строки:
Скорбь и радость сердцеДелят на две части,Тонкой4
Рунеберг Йохан Людвиг (1804 – 1877) – финский поэт.
Я на минуту прервалась, посмотрев на Розильду.
– Стихотворение называется «Радость и тоска». – сказала я. – Продолжать?
Она стояла, слегка отвернувшись в сторону, и кивнула, не глядя на меня.
Лишь она однаРаспахнула двериВ тонкой перепонке.Слились воедино,Ибо скорбь – блаженство,Радость же – унынье.Закончив читать, я заметила, что Розильда стоит ко мне спиной, она лихорадочно что-то искала. Ее блокнот лежал на стуле возле книжной полки – я решила, что она не помнит, куда его положила, поэтому взяла блокнот и протянула Розильде. И тогда я увидела, что глаза у нее блестят.
– Розильда…
Она знаком показала мне, что не хочет разговаривать, и, отойдя немного в сторону, стала что-то писать, а потом плавным движением кинула мне блокнот, который я ухитрилась поймать на лету. Там было написано:
«Мне кажется, что я слышала… души твоей движенье… теперь я так этого жду».
Я перечитала фразу два раза и, ничего не поняв, вопросительно посмотрела на Розильду. Она озорно рассмеялась, выхватила у меня блокнот и написала в нем несколько слов. Затем протянула его мне, загадочно поблескивая глазами. Я прочитала:
«Единственный = Карлос = Карл?»
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Лишь немногие из тех, кого я знала, были такими же интересными и глубокими собеседниками, как Розильда. Вскоре я уже совершенно забыла о том, что она немая. Она писала почти с той же быстротой, что и думала, отвечала находчиво и остроумно. С Розильдой можно было поговорить обо всем на свете.
Держалась она удивительно просто – на самом деле никогда не подумаешь, что она вела такой замкнутый образ жизни. Во всяком случае поначалу, когда мы еще только хотели узнать друг друга получше, я ничего такого в ней не заметила. И только потом я поняла, что эта обособленность оставила в ней свои следы, но дело даже не в этом, тут были и другие обстоятельства.
Сама она, казалось, совсем не страдала от своей немоты. Она прекрасно владела собой и никогда не выпячивала этот недуг. Напротив, у меня сложилось такое впечатление, что Розильда считает, будто в ее немоте есть свои преимущества.
Однажды она написала у себя в блокноте известную цитату из Шекспира:
СловаПотом задумалась и снова взялась за блокнот:
5
«Гамлет» (3, 3). Перевод М. Лозинского
«Мои слова остаются со мной. Мысли улетают, а слова я могу сохранить. Пойдем, я тебе что-то покажу!»
Она повела меня в одну из башенных комнат, это было круглое помещение, в котором стены с пола до потолка были увешаны полками. Посреди комнаты стояла маленькая табуретка. Розильда села на нее и взмахнула руками, показывая на стены. Затем написала в блокноте:
«Смотри, все, что вокруг, – это мои слова».
Взгляд у нее был загадочный. Я поняла, что раз она меня сюда привела, значит, очень мне доверяет. Розильда написала:
«Твои слова исчезают. Ты никогда об этом не думала? Если твой собеседник не слушает тебя, слова исчезают навсегда. А мои – остаются».
Я молча посмотрела на стены. Полки были уставлены блокнотами, в которые Розильда записывала свои беседы, здесь и хранились все ее слова, когда-либо обращенные к другим людям.
У нее превосходная память, объясняла Розильда, когда она смотрит на свои реплики, записанные в блокноте, она тотчас вспоминает, что ей на это отвечали, и таким образом фразу за фразой может восстановить в памяти весь разговор и пережить его заново.
«Ну как, нравится? – написала она. – Или, по-твоему, надо было выбросить эти блокноты?»
Нет, зачем же. И в то же время я слегка содрогнулась при мысли о том, что все слова, когда-либо кем-то произнесенные вслух, были бы вот так записаны! А может, это и хорошо? Тогда бы мы уж наверняка хорошенько обдумывали свои слова, прежде чем произнести их вслух.
– Это же никому не повредит.
Розильда серьезно кивнула. Ведь она и хранит их, потому что не хотелось бы забывать свои собственные слова. Сначала Розильда не относилась к словам так бережно, но потом жестоко за это поплатилась. Она глубоко задумалась и покивала головой.
Я поняла, что она намекает на свою немоту, и хотела было сказать, что если бы нам приходилось расплачиваться за каждое необдуманно сказанное слово, которое случайно сорвалось с языка, тогда бы все люди стали немыми, – но об этом я говорить не стала. Розильда уже думала о другом.
Она показала мне, что все блокноты расставлены на полках в определенном порядке, на каждом стоит год, месяц, день и даже время начала и конца разговора. Ну и конечно же, там было написано, с кем она разговаривала.
Свободного места на полках почти не осталось, но Розильда со смехом написала, что в замке есть еще много таких башенных комнат.
Для блокнотов с нашими разговорами у нее была специальная полка. И блокноты для меня тоже были отдельные. Как и для Арильда.
«И для твоего брата Карла, конечно, тоже».
Для разговоров с остальными Розильда использовала общий блокнот, а когда он заканчивался, начинала новый. Но наши беседы были такими интересными, что Розильде хотелось сохранить их отдельно. Она с довольным видом сообщила мне, что наша полка скоро заполнится до конца, потом кивнула на соседние, полупустые: в те годы она почти ни с кем не разговаривала.