...И гневается океан(Историческая повесть)
Шрифт:
— А чем же занимается император? — спросил Николай Петрович, но вразумительного ответа не добился.
Едва чиновники удалились, «Надежду» тотчас окружили сотни больших и малых лодок. На одной из них были дети. Передавая друг дружке подзорную трубу, они с любопытством разглядывали русский корабль и что-то весело кричали.
Мимо «Надежды» прошло два голландских судна. Люди на палубах махали шляпами, посылали воздушные поцелуи и жестикулировали, но никто из них не произнес ни слова, будто экипажи обезголосели или вдруг лишились языка.
Позднее Резанов узнал, что голландцам было
ГЛАВА 18
Задержка с аудиенцией очень злила Резанова. Всякий раз толмачи вежливо объясняли, что-де для встречи такого высокого гостя губернатор должен подготовиться достойно, как того требуют обычаи страны.
— Так пусть хотя бы позволят сойти нам на землю! — Это зависит от разрешения императора, — отвечали толмачи. — Курьер в Иеддо [49] уже послан.
49
Иеддо — ныне город Токио.
— Когда же он вернется из столицы?
— Дней через тридцать.
И тут Николай Петрович не вытерпел.
— Передайте губернатору, — ледяным тоном сказал он, — что я расцениваю его поступки в отношении меня как оскорбление посла его императорского величества.
Угроза возымела действие. На следующий день главный толмач Скизейма объявил, что губернатор отвел для господина посланника и офицеров корабля участок побережья, где они могут прогуливаться. Обрадованный Резанов велел подать шлюпку и в сопровождении Скизеймы и Лангсдорфа поехал осматривать место.
То, что предстало его глазам, походило скорее всего на издевку. У моря с трех сторон был обнесен высоким забором из бамбука крохотный пятачок земли, величиной чуть побольше, чем палуба «Надежды». Дворик этот — без единой травинки, выщипанный и приглаженный руками японцев, — был посыпан мелким золотистым песочком. Посредине его стоял карликовый деревянный домик, где можно было укрыться на случай дождя и отдохнуть. Раздвижные стены домика, оклеенные бумагой, позванивали при каждом шаге жалобно и тревожно. На полу лежал пушистый красный ковер. За бамбуковой оградой виднелся японский флаг: там стояла бдительная стража.
— Н-да, — сказал Николай Петрович, обозрев свою «загородную резиденцию», — веселый народ японцы. Шутники. Ну что ж, чувством смешного нас тоже бог не обидел… Генрих, распорядитесь, пожалуйста, чтобы в наши владения привезли российский флаг. Отныне мы — неприкосновенная территория в чужом государстве. А каков сюжет для живописца: «Русские медведи в бамбуковой клетке»!
Резанов рассмеялся, хотя внутри у него все клокотало от бешенства.
— Я понимаю ваше негодование, господин посланник, — сказал вдруг Скизейма. — И тем не менее я завидую вам.
— Нашли чему завидовать, — буркнул Николай Петрович.
Толмач продолжал:
— Я проследил по карте ваш путь из России. Вы столько повидали, вы можете ездить в далекие страны, а мы всю жизнь проводим в бамбуковой клетке. Мы слепы,
— Вы храбрый человек, господин Скизейма, — удивленно сказал Резанов.
— О нет, — возразил японец, — я вовсе не храбр и почти не человек. И я жалею, что родился японцем.
Эта неожиданная исповедь прозвучала так горько, что Николай Петрович ни на минуту не усомнился в искренности толмача. На прощание Скизейма сказал:
— Мне не хотелось бы огорчать вас, господин посланник, но я уверен, что вы понапрасну теряете время. Духовный император Даири никогда не пойдет на торговый союз с Россией. Он боится, что общение с Европой подорвет религиозные устои Японии.
— Однако он не боится пускать в страну голландцев?
— Но ведь русские не согласятся жить у нас на положении пленников? — вопросом на вопрос ответил Скизейма.
Когда толмач уехал, Николай Петрович дал выход своему гневу.
— Нет, каковы мерзавцы! Подносят пакость за пакостью и все вежливо, все с улыбочкой да ужимками. А голландцы-то, голландцы! Вертят перед ними хвостом, как голодные псы, и в пляс пуститься готовы.
— Бывало и такое, — спокойно заметил Лангсдорф. — Тунберг [50] , например, рассказывает, что, когда голландский посланник со свитой прибыл в Японию, император заставил его петь и плясать, нянчить приведенных к нему детей, снимать парик и расстегивать пряжки.
50
Тунберг — один из первых европейцев, давший сведения о Японии.
— Ох, Генрих, бросить бы все да уехать, а нельзя, — со вздохом сказал Резанов. — Не для того мы сюда целый год добирались, чтобы вернуться с пустыми руками.
Через несколько дней во дворик явился казначей, состоявший в одном ранге с самим губернатором. Николай Петрович, которому вконец осточертели все эти визиты и допросы, встретил сановника холодно. Тот, видимо, обиделся, но виду не подал.
— Из особого расположения к русскому послу, — сообщил он через переводчика, — губернатор, не дожидаясь высочайшего повеления из столицы, распорядился приготовить для его превосходительства временную квартиру в квартале Мегасаки. Не соблаговолит ли господин посол посмотреть свое новое жилище?
В Мегасаки поехали морем с целой толпой чиновников и толмачей.
Дом оказался расположенным на небольшом полуострове. Двор с трех сторон замыкался хозяйственными постройками, а четвертая сторона — с воротами на море — была огорожена двойным частоколом из бамбука. Другие ворота вели в город, но они были наглухо заперты снаружи и охранялись многочисленной стражей.
Одноэтажный деревянный дом состоял из девяти довольно просторных комнат, устланных циновками и коврами. В окнах вместо стекол голубела тонкая шелковая бумага; мебели не было никакой, но зато в каждой комнате стояла медная угольная жаровня, заменявшая печь.