«...И места, в которых мы бывали»
Шрифт:
— Что-то ты не горишь желанием найти руду, как я вижу.
— Не веришь ему?
— Да, появилось такое чувство, что все это «липа». Я такие вещи видел.
— Но проверить и убедиться все равно надо…
— Я точно такого же мнения. Иначе что докладывать Добровольскому?
Вскоре мы вышли на широкую поляну, действительно производившую впечатление понижения в рельефе. Только на западном краю ее было видно подобие ложка, уходящего к Енисею. Там же просматривались выходы каких-то скальных пород, едва притрушенных снежком. Выйдя на середину поляны,
— Здесь! Тогда тоже солнце было видно. Смотрю, а стрелка куда-то туда показывает, — махнул он рукой на северо-восток. — А должна-то туда, — и он махнул действительно на север.
Гриша подозвал своих и распорядился:
— Через эту точку разбить два профиля. Один меридиональный, другой широтный. Женя, а ты устанавливай прибор прямо на том месте, где стоит Иван, и бери замер. Ты первичный перед крыльцом сделал?
— Конечно. Обижаешь, Ильич. Не первый день замужем, как Иванова Марья. Все сделано, как в аптеке.
Он установил треногу, прикрутил к ней магнитометр и начал выводить его уровень на середину. Тем временем топографы потащили свой провод на север. Ко мне подошли Коля и дядя Степа. Первый попросился опять поохотиться, вон, мол, сколько рябчиков вокруг пересвистывается, а второй сообщил, что захватил с собой полмешка овса и хочет подкормить коней. Им сегодня предстоит непростой день. Я разрешил и тому, и другому. Скоро в центре поляны захрустели овсом кони, а на опушках защелкали выстрелы из «тозовки». Я решил подстраховаться и сказал Ивану:
— Компас-то с тобой? Давай проверь, есть твоя аномалия или нету.
— Какие дела, начальник, сейчас посмотрим.
Он полез в карман и вытащил простенький школьный компас. Долго выравнивал его на ладони. Потом оттянул желтый латунный фиксатор; стрелка закружилась, а лицо охотника вытянулось:
— Ничего, начальник, показывает, как положено. Что ж за чертовщина?
Я уже начал понимать происходящее, но промолчал. Хорошо, что Гриши рядом не было, он стоял в нескольких шагах за магнитометром и пытался что-то увидеть в его окуляре. Потом проворчал на украинский лад:
— Дулю з маком вам, а не аномалию.
— А маку богато? — поддержал я на его родном языке.
— Та досыть (достаточно).
— Буде ще бильше, — пообещал я, подхватил свой молоток и пошел к видневшимся камням. Там отбил несколько кусков и стал рассматривать их в лупу. А увидел то, чего никак не ожидал.
Передо мной был розовато-серый, сильно измененный песчаник. Полтора миллиарда лет назад его прокалила и пропитала разными расплавами масса окружающих вулканических пород, и теперь он сам казался гранитом. Как и следовало ожидать, никаких признаков железорудных минералов в нем не было. Зато было другое. В одном из кусков я разглядел крохотное, не больше полмиллиметра, желтенькое, ярко блестевшее зернышко — золото! Я извлек из сумки иглу и, положив обломок на большой камень, прямо под лупой придавил зернышко. Оно расплющилось. Сомнений не оставалось — золото. Хорошо, что Иван
Подойдя к геофизикам, я услышал воркотню Гриши:
— Нет тут ни хрена, и никогда не было. Одни выдумки.
— Не совсем так. Я кое-что нашел, но к железу это не имеет касательства. Потом расскажу. А пока будем доделывать, что начали.
Костя по знаку Гриши снял магнитометр с треноги и пошел к середине поляны, где вернувшиеся с охоты горняки устроили большой жаркий костер, совсем не лишний на таком морозце. Возле костра рядком лежали штук семь рябчиков с красными бровями. Гриша констатировал:
— Одни самцы. Нормально. А чай сегодня будет?
Ответил ему Иван:
— Давайте ведерко. Сейчас принесу воды. Тут недалеко ключик есть.
Он удалился с выданным дядей Степой оцинкованным ведром. Гриша долго смотрел ему вслед, а потом сказал негромко:
— Мучается парень. По-моему, он уже горько пожалел о своей заявке. Жил бы себе спокойно.
— Ничего. Будет знать, как письма начальству писать. Да и ночь сегодняшняя должна же быть вознаграждена.
— О, а я думал, ты забыл об этом спокойненько.
— А я не человек?
Диалог иссяк. Мы стали ждать Ивана. А топографы и геофизики продолжали «гнать» меридиональный профиль. Но вот топографы вернулись к центру поляны и погнали широтный профиль на запад к обследованным мной песчаникам. Вскоре вернулся Иван, установил две вилки с перекладиной над костром и повесил на огонь ведро. Еще через полчаса вода закипела, Иван всыпал в ведро пачку чая, снял с огня и поставил настаиваться возле костра.
Чай был превосходен. Тем более, что Иван пошарил в своей котомке и извлек несколько румяных аппетитных шанег. Поскольку Марии их испечь было некогда, а мы вопросительно уставились на это чудо, Иван счел долгом прояснить это дело:
— Мать настряпала и утром вместе с молоком для Ванюшки занесла. Они с отцом знают, куда мы собрались. Да вот еще гостинец — медку маленько. Как раз к чаю.
Он выложил на расстеленную вьючную суму пол-литровую банку меду и пять чайных ложечек. Гриша, известный в экспедиции гурман и чаехлеб, радостно проурчал:
— Ну, ублажил, хозяин. За это семь грехов простится тебе. В том числе и ночной, — не забыл кольнуть он.
Я не дал разгореться дискуссии на неприемлемую тему.
— Хватит трепаться. Зови лучше своих умельцев, пусть и они погреются у костра и чайком побалуются.
«Умельцев» дважды звать не пришлось. Через пару минут они сидели вокруг костра с кружками и по очереди совали чайные ложечки в банку, а потом старательно обсасывали их.
К часу дня работа на профилях была закончена. Конечно, никакой аномалии не нашлось. Нам с Гришей надо было писать протокол проверки заявки, но перед тем по возможности выяснить, откуда же взялась злополучная «аномалия». Мы оба не думали, что это чистое вранье. Скорее всего какое-то недоразумение. Но какое? И я начал пристрастный допрос Ивана: