...И помни обо мне(Повесть об Иване Сухинове)
Шрифт:
— Достаточно с него! — сказал, задыхаясь и отводя глаза, Соловьев. Сухинов, прибежавший на шум, не тронувший Гебеля и пальцем, первый покинул караульню. За ним потянулись солдаты, обходя скрюченного на полу Гебеля.
Щепилло с Сухиновым отправились разыскивать Ланга, потому что упрямый хохол своими глазами хотел убедиться в его исчезновении. Кузьмин с Шутовым ушли поднимать роту. Соловьев — освобождать арестантов. Он долго возился с засовом, руки тряслись, липкая испарина на лбу проступила. «Спокойнее, барон, спокойнее! — уговаривал он сам себя. — Это тебе не на плацу в солдатиков играть. Это — дело!» Справившись с засовом, ворвался в комнату, увидел разбитое стекло; и понуро сидящего на кровати Матвея Муравьева.
— Где Сергей
Матвей, не поднимая головы, указал пальцем на окно.
Гебель недолго был в забытьи. Он очухался быстро, крепкий телом был мужик. Да и раны неопасные. Два, нанесенных в спешке, в угаре ненависти, скользящих удара штыком да многочисленные тумаки — только и всего. Он, покачиваясь, поднялся и вывалился на пустой двор. Подумал в отчаянии: «Где Ланг, где жандармы? это бунт! — о, милосердные боги!» И тут увидел перед собой Сергея Муравьева с яростным, незнакомым лицом. С ружьем в руке. Муравьев, выпрыгнув из окна, только что вырвал ружье у пытавшегося задержать его часового. Мгновение подполковники вглядывались друг в друга. Гебель шевельнул спекшимися губами, хотел что-то сказать, попросить, не успел: точным ударом приклада Муравьев сбил его с ног. Гебель, рыча, перекатывался по снегу. Примчался Соловьев, заслонил собой Гебеля:
— Оставьте, Сергей Иванович, вам после будет нехорошо!
Муравьев отдал ему ружье покорно. Сказал:
— А ты в перчатках думал с ними сражаться?
Соловьев, поддерживая Муравьева за талию, повел его в избу.
Гебель не умер. Смерть от него отказалась в день суда. С разбитой головой, пускающий ртом алые пузыри, хромая, он вышел за ворота и упал посреди улицы. Михей Шутов, идущий доложить, что рота ждет команды, увидел лежащего поперек дороги Гебеля, подошел, постоял над ним. Сказал надсадно, обернувшись к сопровождавшим его солдатам:
— Царство ему небесное, сдох! Отнесите его, ребятки, за деревню, чего ему здесь валяться. Бросьте на виду. Кто-нибудь похоронит.
Солдаты положили его на краю села у обрыва. Гебель очнулся еще до пути, пока его несли, но сразу сообразил, что безопаснее быть мертвым. Подождал, пока солдаты ушли, перевернулся и сполз по скату на дорогу. Вскоре он увидел идущего по дороге солдата. У Гебеля не было выхода, и он солдата окликнул. Тот подошел, встал поодаль. Гебеля он признал и, кажется, ничуть не удивился тому, что командир полка валяется на снегу, окровавленный и избитый.
— Из какой роты, братец? — слабым голосом спросил Гебель.
— Из роты его благородия поручика Кузьмина.
— Верен ли ты царю и присяге? Или со злодеями заодно?
На бледном, изможденном лице солдата отразилась трудная работа мысли.
— Верен, ваше высокоблагородие, — ответил он, подумав.
Через полчаса Гебель на санях был отвезен в дом управителя, перевязанный, упакованный в бинты, как шелковичный кокон. Всего Гебель получил тринадцать ран и лишился нескольких пальцев на обеих руках. Четыре месяца проведет он в постели и встанет из нее героем, не пощадившим живота своего во спасение царствующего дома.
Муравьев, узнав, что Гебель исчез и неизвестно толком, жив он или убит, неожиданно разъярился. Это состояние было для него новым. Долго сдерживаемое напряжение потребовало выхода. Он метался по комнате, нагрубил брату, который с момента ночного ареста был словно в экзальтации и каждую, самую обыкновенную фразу произносил как бы принудительно, с отвращением к ее смыслу. Тут как раз явился за распоряжениями Сухинов.
— Это вы, вы!.. — закричал Сергей Иванович.
— Да, это я, — благодушно согласился Сухинов.
— Это вы упустили и Ланга и Гебеля! Вы понимаете, что сейчас они, вполне вероятно, уже несутся в штаб армии?!
— Гебель вряд ли несется. Скорее уж ползет.
Муравьев уставился на Сухинова округлившимися глазами.
— Вы находите в моих словах повод для острот? Извольте немедленно пойти и доставить Гебеля сюда! Живого или мертвого!
Сухинов
Жизнью Гебель, как и Ланг, обязан Сухинову, его счастливому, умиротворенному настроению. Оно скоро пройдет и, может быть, не посетит его до последних дней, но в те бурные часы, когда решалась судьба Муравьева и их собственные судьбы решались, он не испытывал особого возбуждения и искренне удивлялся, видя, как свирепствуют его миролюбивые товарищи. Он их и жалел слегка, ибо они забыли в ту пору, что пролитая кровь обязательно падет на их головы.
«Эх, Сергей Иванович, дорогой наш предводитель, — думал он, сладко затягиваясь дымом. — Ну Анастасий — понятно, молод, горяч, кровь играет, сердце мщенья жаждет, и Щепилло тоже понятно — его сколь раз Гебель тыкал носом в грязь, но ты-то, ты-то, Сергей Иванович, чего так осерчал? Не к лицу тебе вроде, славному воину, аристократу. Теперь надо большую игру начинать не медля, смертельную, окончательную игру. А если за Гебелем, да за Лангом, да еще мало ли за кем бегать, высунув язык, — это что же, это значит, Сергей Иванович, попусту время терять. Донесет Гебель? Пусть доносит. Разве мы прятаться намерены? Куда, от кого? Если прятаться, то уж вернее в дебри подаваться, на подножный корм. Но от царя надолго не схоронишься, достанет. Да и зачем тогда зачинать было, не Гебелевой поганой шкуры ради?»
«Страшны не гебели, не ланги, не трухины, — думал дальше Сухинов. — Страшны не пьяные дураки, не хитроумные убийцы и изуверы, с ними управиться — невелик труд. Страшно то, что их породило. Это ты сам, Сергей Иванович, хорошо мне объяснял… Почему всегда так выходило, что за ними сила и власть, а не за такими, как ты, которые добра хотят людям… А ведь это важнее всего понять, иначе победы не будет и ничего не будет! — только жертвы напрасные».
Сухинов докурил цигарку и не спеша вернулся на квартиру. На дворе встретил Шутова. Тот ничего не делал, а просто стоял у входа в караульню.
— Ну как оно? — поинтересовался Сухинов. — Не боишься, Михей, что скоро дадут нам острастку?
Шутов вынул изо рта пустую трубку.
— Вполне возможно, Иван Иваныч.
— А солдаты как в роте?
— По-разному, — уклонился Шутов от прямого ответа. — Которые есть и несогласные, а которые хоть сей момент на рожон.
— Несогласных надо согласить, — посоветовал Сухинов, отсыпая фельдфебелю щедро табачку.
— Постепенно согласим, — в тон ответил Шутов.
Сухинов доложил Муравьеву, что Гебеля взять невозможно, потому что его нигде нету, но, по слухам, он скрывается в доме управителя, который вооружил для его защиты множество верных ему, управителю, крестьян. От его насмешливого тона, от сверкания угольных пронзительных глаз Сергею Ивановичу стало как-то не по себе. Он от Сухинова отвернулся и про Гебеля решил больше не думать. Приказал Кузьмину собирать роту и выступать в направлении Ковалевки, где квартировала вторая гренадерская рота. Щепиллу и Соловьева он отправил по их ротам, с приказанием всем собираться в Василькове без задержки. Отдавая распоряжения четким командирским голосом, Муравьев делал вид, что не замечает Сухинова, будто того здесь и не было. Но Сухинов не обижался и не отставал от Сергея Ивановича ни на шаг. С ним вместе, бок о бок, он выехал в Ковалевку.